Иринефер подняла свои полные ужаса глаза и стала смотреть на фараона, как маленький цыплёнок на большую змею, которая собирается им пообедать.
— Что, язык проглотила? — произнёс хриплым голосом Рамсес. — Дайте ей вина, а то я вижу, у бедняжки совсем горло пересохло, — со зловещей улыбкой произнёс сын Амона.
Когда слуга-виночерпий с глумливой усмешкой, заученно глубоко поклонившись, поднёс Иринефер стеклянный бокал с красным вином, женщина вдруг неожиданно даже для себя возмутилась:
— Какое-то отребье будет издеваться надо мной в мой смертный час?!
Она взяла бокал с вином, встала с колен и, гордо глядя на удивлённого внезапной переменой фараона, спросила:
— Там яд? Хочешь и меня, как старика Инуи, отравить и бросить собакам?
— Попробуй, узнаешь, — усмехнулся фараон.
— Не забывай, Рамсес, я из царского рода. Я племянница фараона, так что в моих жилах течёт божественная кровь. Я смогу умереть достойно! — с вызовом ответила Иринефер.
Она не спеша выпила чашу и твёрдо посмотрела в глаза фараону.
Рамсес снова улыбнулся и с некоторой симпатией как на достойного противника взглянул на родственницу покойного властителя Египта.
— Я с женщинами не воюю, тем более с такими красивыми. Не бойся, яда в вине не было. А тебе впредь наука: не связывайся с заговорщиками. Возвращайся к себе и живи с миром, но учти, за каждым твоим шагом, за каждой встречей и за каждым словом я пристально наблюдаю. И если ты опять спутаешься с государственными преступниками, то тогда уж пеняй только на себя. Пощады не будет!
— Я хочу попросить о милости к тем несчастным, что умирают под окнами. Прикажи их убить, они уже и так достаточно помучились в лапах палачей на допросах и на кольях.
— Если ты хочешь оказать им обоим эту милость, то я тебе разрешаю убить их своими собственными ручками. Оружие выбери у стражи внизу. Можешь идти.
Когда женщина уже подходила к двери, Рамсес добавил:
— Кстати, ни тот, ни другой не признались, как их ни пытали, что ты была связана с ними. Муж просто обозвал тебя дурой, с которой опасно связываться. Пенунхеб же утверждал категорически, что не посвящал тебя в свои планы. Так ли это на самом деле?
— Ну, если он так говорит, значит, так и было, — горестно улыбнулась Иринифер и вышла.
Она сначала заколола своего мужа кинжалом, который взяла у начальника стражи Мехи, с уважением взглянувшим на неё. Потом поцеловала Пенунхеба и после слов: «Я всегда тебя любила и буду любить вечно», пронзила его острым длинным лезвием. Затем Иринефер повернулась к дворцу. На широком балконе второго этажа стоял фараон и мрачно наблюдал за тем, что происходило на площади. Она помахала ему рукой и воткнула кинжал себе в сердце. Мгновение женщина ещё стояла и улыбалась, затем покачнулась и рухнула на спину. В алом платье с золотым орнаментом в виде перьев пунтийских попугаев, с кинжалом в груди, она лежала, раскинув руки. Большие, широко открытые голубые глаза, как живые, смотрели в небо, где гордо парил в горячих воздушных потоках, льющихся из пустынь, крупный сокол, беспощадно взирая на подвластную ему землю. Так умерла красивейшая женщина Египта, племянница фараона Хоремхеба.
Ничто не дрогнуло в окаменевшем лице Рамсеса. Он повернулся и, как всегда высоко держа голову, на голубых волосах парика зловеще блестела диадема в виде золотой кобры с диском солнца на лбу, направился через бесконечную анфиладу залов в женскую половину дворца, где ждала своего повелителя, мужа и отца многочисленная семья. Только шаги властителя Египта были тяжелее обычного, словно на его широкие плечи время и судьба взвалили в эти роковые дни непосильный груз.
ЧАСТЬ 4
Глава 1
1
Вскоре после кровавых расправ над заговорщиками жизнь в Фивах потекла своим чередом. Но Риб-адди не успел насладиться мирной жизнью в кругу любящих родных. Он только побывал на свадьбе своей двоюродной сестры Рахмиры, которая вышла за превратившегося в отважного воина Пасера, старшего сына свирепого Меху. После жесточайших казней заговорщиков авторитет начальника стражи южной столицы страны стал непререкаемым. А когда фараон перед отъездом к себе домой в Пер-Рамсес назначил железного стражника номархом фиванской области, то вся знать столичного города возлюбила его до обожания и завалила молодожёнов подарками, использовав свадьбу как отличную возможность подлизаться к новому хозяину Фив, а в будущем, возможно, и визирю всего Верхнего Египта. Все отлично знали, что родственные семьи, Рахотепа и Меху, в большом фаворе у владыки страны, после того как Рамсес удостоил великой чести провести под видом финикийского купца ночь под крышей усадьбы одного и удостоверился в несгибаемой преданности другого в тревожносудьбоносные для новой династии дни борьбы с опаснейшим заговором.