Тем временем на земле к нему навстречу уже ехал младший брат Хаттусили. На его сухой, вытянутой физиономии сияла довольная улыбка: старший брат очень в нём нуждается, раз отправился встречать в степь вместе со своим наследником, который правда успел, несмотря на ранний час, уже наклюкаться и разбить нос.
«Но мне на руку, что наследник у братца такой недотёпа и гуляка. Легче будет свернуть его тупую голову, когда Муваталли отправится к нашим праотцам. А это случится уже скоро, очень сильно он постарел», — неспешно думал Хаттусили. Остановив колесницу, он спрыгнул на уже горячую красно-коричневую пыль дороги, поклонился царю, как подданный, затем обнялся с ним и расцеловался по-братски.
— Я привёл тебе пятьсот колесниц из Киццуватны, как обещала моя жена Пудухепа, — проговорил Хаттусили напыщенно.
И братья, вновь вскочив на колесницы, поехали осматривать новое пополнение.
Муваталли был доволен. У него собиралось огромное войско. Никогда раньше ещё хеттским царям не удавалось повести за собой в бой такую силу. Теперь надо было разумно распорядиться ею. Но хеттский царь был уверен в себе. Что-что, а воевать он умеет! И, кажется, он нащупал слабое место в тактике своего молодого противника Рамсеса. Лишь бы союзнички или родственнички сдуру или по подлости не совали палки в колёса его колесницы.
Муваталли повернулся назад и бросил своему сыну:
— Ещё одна твоя глупая выходка, и я лишу тебя наследства. А затем упрячу в темницу, где тебя сожрут через день крысы!
По злым глазам отца Урхи-Тешуб понял, что на этот раз пощады ему не будет.
Отец и сын, в великолепных позолоченных доспехах, с милостивыми улыбками на царственных лицах, понеслись мимо сотен массивных колесниц. Черноволосые, с хищными кривыми носами и карими глазами навыкате дюжие воины приветствовали их громкими, гортанными криками, потрясая длинными копьями, на железных наконечниках которых ослепительно сверкали отражения весенних солнечных лучей. А вокруг пышно, по-весеннему разодетая степь переливалась алым маковым пламенем, словно уже была обагрена кровью тысяч врагов.
3
А тем временем египетские войска уже вступали в долину реки Литании. По ней они пересекли первый хребет Финикийских гор и спустились с высокого перевала в цветущую долину, тянувшуюся параллельно морскому побережью среди горной страны. Затем они должны были прямёхонько выйти в южную Сирию к городу Кадеш. Только захватив его, можно было помышлять о дальнейшем продвижении по сирийским степям, в подбрюшье хеттского государства, где располагались богатейшие города этого стратегически важного региона. Из него можно было попасть, если двигаться на восток, в Северную Месопотамию — в дряхлеющее царство Митанни и в поднимающую голову Ассирию, а также в сердце империи царя Муваталли, если следовать на север. Естественно, Рамсес очень спешил первым оказаться у города, который был ключом ко всей южной Сирии и дальнейшим путям в главнейшие страны Востока. И казалось, что военное счастье на его стороне. Когда авангард египетского войска, растянувшегося вместе с обозами на пару десятков километров, подошёл к городку Шабтуна, стоявшему у очень удобного брода через реку Оронт, а до самого Кадеша было рукой подать — всего один однодневный переход пешего войска, бойцы сторожевого отряда привели к фараону двух бедуинов-кочевников.
Солнце уже опускалось за высоченные, заснеженные пики западного хребта. В глубине горной долины быстро стало темно. С холма, на котором расположился фараон, было видно, как внизу, в бескрайних сирийских степях, куда на простор вырывался из горных теснин Оронт, клубится фиолетово-серый туман. Рамсес сидел на походном раздвижном стульчике из красного дерева с ножками в виде связанных азиатских пленников и с удовольствием смотрел, как в костре ярко горят ветки кизила, самшита и можжевельника. Огонь освещал вытянутое, худое, дочерна загорелое лицо, короткий простой чёрный парик без всяких украшений на голове и плащ из роскошных леопардовых шкур, в который было завёрнуто тело гиганта. Рамсес поглядел на простёршихся перед ним на земле у костра двух, одетых в серые неокрашенные шерстяные накидки кочевников с длинными волосами, перехваченными по лбу кожаными ленточками. Один из них приподнял своё жёлтое лицо от земли, вернее, густой травы, куда до этого почтительно уткнулся, и, блестя хитрыми, смышлёными глазами, обратился к фараону: