Риб-адди долго беседовал со своим повелителем. Говорил он вкрадчиво, умело подчёркивая интонацией важнейшие слова и мысли. Рамсес вскоре заметил, что по манере говорить, да и мыслить, Риб-адди стал удивительно похож на своего старого учителя Рамоса. А бывший купец приглядывался к своему повелителю. Фараон очень сильно изменился за прошедшие двадцать лет. Он не постарел, нет. Рамсес выглядел довольно молодо. Его вытянутое, худощавое лицо с орлиным носом было гладко и почти без морщин. Но если раньше в облике Рамсеса царила львиная мощь, молодая жгучая порывистость и брызжущая через край жизненная сила, то сейчас это был великий правитель, закованный в броню могучей воли и величавой надменности. От фараона веяло такой властной силой, что у Риб-адди порой подгибались колени. Ему хотелось пасть ниц перед этим воплощением величия и царской гордыни. Тем более разведчику было приятно, что фараон говорил с ним просто, как с близким человеком.
— Я решил, Рибби, что настало время тебе занять то место, которое занимал мудрый Рамос при моём дворе, — произнёс торжественно Рамсес, когда они закончили обсуждать дела. — Мне нужен мудрый человек, который осуществлял бы мою политику по отношению к иностранным державам, а также руководил всей нашей тайной деятельностью за границей. Ты справишься с этим. У тебя огромный опыт в этой сложнейшей области государственной политики. Ты даже внешне стал немного похож на Рамоса.
Обрадованный Риб-адди сделал движение, словно он вновь хочет упасть к ногам своего властелина.
— Незачем сейчас кувыркаться, — проворчал фараон, махая рукой. — Этим ты займёшься завтра, когда я буду представлять тебя в новой должности визиря двору и нашим гостям. А сейчас давай по старой памяти выпьем вина. Помнишь, как в Сидоне, ты первый раз в костюме финикийца приехал из страны Хатти. Ты был худенький и измождённый, глаза огромные и печальные. Мне так тебя стало жалко.
— И вы меня угостили вином и собственной божественной рукой протянули мне грушу, — проговорил, кланяясь, Риб-адди. — Для меня это по сей день лучшее воспоминание.
— Да, ты тогда слопал эту грушу с хрустом, — рассмеялся Рамсес. — Давай продолжим старую традицию, — добавил он, собственноручно налил бокал вина и протянул его своему новому визирю. — Садись, Рибби, к столу и пей в своё удовольствие. Я ведь не забыл, как ты меня спас тогда на корабле, проткнув копьём пирата. Сейчас я мало с кем могу вот так запросто вспомнить старые, добрые времена, когда мы были молоды и беззаботны, — вздохнул фараон, устало улыбаясь. — Да, Рибби, мне сейчас позарез нужен свой человек рядом. Ведь все вокруг только ползают на животах, — фараон отпил вина и задумчиво посмотрел в окно, где серебряный диск луны освещал верхушки пальм и сикимор. — Это будет твоё второе дело, о котором никто не должен знать. Ты будешь моими глазами и ушами при дворе и в столице. Конечно, не лично, а через сеть своих людей, которую создашь. У тебя в этих делах богатый опыт, да к тому же ты в Египте новое лицо, не принадлежишь ни к какой партии. У тебя будет право в любое время входить ко мне с докладом хоть каждый день, даже в спальню, если будет что-то важное. И сразу тебя предупреждаю: обрати особое внимание на отношения Арианны с моими жёнами. Я вовсе не хочу, чтобы прежние жёны стали помирать одна за другой. Ведь у этой хеттской пантеры характер — не пальмовый сироп. А ты умеешь на неё влиять.
— Значит, они пьют вино, а царица Египта должна смиренно ждать в спальне своего муженька, как простая наложница, — громко проговорила Арианна, входя в залу. Она была одета в полупрозрачный хитон, только на плечи накинула шаль, вышитую золотой нитью.
Фараон и его визирь невольно залюбовались. Арианна была хороша, несмотря на то, что ей уже шёл четвёртый десяток.
— А ты, Рибби, опять тут как тут! — проговорила весело новоиспечённая жена фараона и, взяв из рук своего царственного супруга золотой кубок, отпила глоток вина. — Видно, на роду мне написано, чтобы ты всегда вертелся рядом. Почему ты ещё в азиатских лохмотьях и не сбрил своей бородёнки?