Каждый ученик положил перед собой деревянную дощечку с углублениями, в которые насыпал чернила: красные из охры, чёрные из сажи. Рядом с дощечкой поставил маленький сосуд с водой смачивать кисточку. Затем достал из футляров стебельки болотного растения, разжёвывал их кончики. Получились хорошие кисточки. Теперь можно было писать.
Прохаживаясь босиком по прохладным каменным плитам храма в белой льняной набедренной повязке, похожей на гофрированную юбку, учитель серьёзно и немного торжественно начал диктовать поучение одного из мудрецов, чья жизнь давно растворилась во мраке столетий, гробница развеялась в прах песчаными бурями, но слово повторялось с благодарностью потомками по сей день. Первая истина, которую должны запомнить дети: «Воистину книги полезнее, чем дом строителя, чем часовня на западе. Они лучше, чем воздвигнутый дворец и даже чем поминальная стела». Учитель с улыбкой наблюдал, как ребятня старательно вырисовывает, высунув языки от усердия, иероглифы на плоских камнях известняка и больших обломках разбитых глиняных сосудов, остраконах, школьных тетрадях древности.
Поодаль от малышей сидели их старшие товарищи. Это были ученики старших классов. Они уже усвоили трудные азы древнеегипетского письма, перепортив груды известняковых плиток и черепков сосудов и хорошо выучив семьсот основных иероглифов[30]. Теперь они с гордостью стелили перед собой белый упругий лист папируса. Сейчас они начнут выводить свой первый законченный текст. Красными чернилами напишут заглавие и начальные строки, остальной текст — чёрными. Пишут справа налево. Кисточки скользят быстро и уверенно. Иероглифы уже почти полностью потеряли свою картинность и превратились в курсив, называемый иератическим письмом[31], при помощи которого составляются все документы в стране и пишется великая литература древности. Малышам надо много стараться, чтобы через несколько лет их кисточки вот так же легко и свободно скользили по белому листу папируса.
Риб-адди снисходительно смотрел на малышей и на старшеклассников. Сам он, благодаря феноменальной памяти, уже закончил полный курс школы с отличием, затратив на это раза в два меньше времени, чем обыкновенные ученики. Сейчас он сидел в тени под колоннами храма, лениво разворачивая новенький рассыпчато поскрипывающий в руках белоснежный свиток папируса. Это было выпускное задание: переписать древний свиток, повествующий о строительстве поминальных храмов и подземных усыпальниц на западном берегу для фараонов, членов их семей и вельмож. Риб-адди увлёкся работой, добавил в рукопись свой комментарий, внеся в него таким образом дополнения, ведь наука за прошедшие столетия не стояла на месте и многого автор старинного папируса ещё не знал из новейших сведений по математике, геометрии и строительному делу. Тут к юноше не спеша подошёл учитель Сетимес. Риб-адди был его любимым учеником.
— Послушай, Рибби, — проговорил учитель торжественно и ясно, словно он продолжал диктовать малышам, но только с большей теплотой в голосе. — Пенунхеб, хранитель казны и второй жрец Амона, хочет тебя видеть. Когда он узнал, что ты переписал старинный труд по архитектуре заупокойных храмов и усыпальниц, да ещё его откомментировал, то захотел посмотреть твою работу и поговорить с тобой. Преподнеси ему свой труд почтительно и воздержись от своих шуточек, чтобы не испортить о себе впечатления, ведь Пенунхеб может стать первым жрецом Амона, когда Несиамон, наш верховный жрец и повелитель, удалится на западный берег. К сожалению, его здоровье всё ухудшается. Не забудь, что я тебе сказал, — повторил наставительно учитель, — сразу же после занятий, в середине дня пойди к нему. И не смотри на него так в упор своими хитрыми и дерзкими глазами, юноше пристало быть скромным и почтительно опускать взгляд долу, — Сетимес, улыбаясь ласково потрепал юношу рукой по голове, поросшей коротким чёрным ёжиком волос. — Желаю тебе счастья и успехов. Может быть, от того, понравишься ли ты Пенунхебу, зависит твоя дальнейшая судьба. А я хочу, чтобы у тебя всё сложилось хорошо, мой мальчик, — и учитель не спеша отошёл.
30
31