Все присутствующие хорошо знали о жадности мамаши Диге.
— Ладно, об этом мы поговорим потом, наедине, — потёрла свои массивные ладони хозяйка, — а сейчас веселитесь, мои ненаглядные, — обратилась она к посетителям со сладкой улыбкой. — Я от заведения поставлю всем вам ещё по кружке финикийского. Надеюсь, эта картинка вдохновит вас на подвиги, — высоко подняв фривольный рисунок, она игриво подмигнула. — Ну, что вы стоите, девочки, работать надо, а не финики жрать в три горла, — прикрикнула матрона на девиц, проходя по залу с подносом, на котором лежали черепки, от прикосновения кисти талантливого художника превратившиеся из глиняных в золотые. Знатоки, а их в Фивах было немало, щедро платили за рисунки, особенно за те, где высмеивались власти предержащие или изысканно изображались откровенные непристойности. Расчётливая матушка Диге об этом отлично знала. (Через три тысячи лет, извлечённые из земли археологами или грабителями могил и памятников старины, эти черепки уже ценились выше золота. Как это ни странно, люди за прошедшие тысячелетия нисколько не изменились, как и их вкусы тоже).
— И не вздумай наливать неразбавленного вина в кружки, — прошипела хозяйка, проходя мимо старого хромого слуги, разливающего из бочонка дешёвое местное вино. — Эти пьяницы так перепились, что им всё равно, какое пойло лакать, лишь бы в голову ударяло.
В этот момент дверь распахнулась от сильного толчка и в кабак ворвался Бухафу с окровавленной физиономией.
— А ну, быстро, ноги в руки и бегом за мной! — рявкнул он. — Стражники уже близко. Они не ослы и знают, где нас искать. Живее, я сказал, — Бухафу буквально за волосы выволок своих пьяных товарищей из притона. Затем, как котят, поднял в могучих руках Хеви и Пахара и окунул их с головой в канаву, полную водой.
— Ты нас утопишь, сумасшедший! — взвыл Пахар, стоя по пояс в воде и с отвращением отплёвываясь. После финикийского вина вода из канавы показалась ему особенно невкусной.
Тут послышались топот множества ног, звяканье наконечников копий и щитов. Стража стремительно приближалась. Теперь никого уговаривать не пришлось. Все трое подскочили, как волки, услышавшие приближающуюся к ним стаю охотничьих собак, и ринулись в ночную тьму, в сеть переулков и кривых улочек, которые знали, как свои пять пальцев. Грабители молчали, только Хеви выругался на ходу, проведя рукой у себя по поясу:
— Всё-таки, сука, срезала у меня кошелёк с золотишком. Ну, если живым останусь, я покажу этой Мэсобе, как воровать у своих!
— Говорил я, не связывайся ты с черножопой, — понимающе выпалил бегущий рядом Пахар. — Эта эфиопка почище крокодила в речке, чуть зазеваешься, не то что без золота, без шкуры своей останешься.
— Зато какая мастерица! — мечтательно воскликнул художник.
И оба молодых грабителя беззаботно рассмеялись.
— А ну, заткнитесь живо, — повернул к ним свою разбитую физиономию Бухафу. — Спрячемся здесь, — показал он рукой в щель между двумя стенами в узком закоулке. — И чтоб молчок! А потом я такое расскажу, что вам смеяться уж точно надолго расхочется.
Грабители проворно, словно змеи, полезли в тайный лаз, который привёл их в известное только им место, где можно было отсидеться, пока стража обыскивала город.
Глава 6
1
В ранний час безоблачного утра, когда в бездонно голубом небе скользили чёрные треугольники ласточек и белые — чаек, а лёгкий ветерок приносил запах дыма и только что испечённого хлеба из кварталов, раскинувшихся на берегу Нила, в городском торговом порту собралось много народа. Провожали большой караван, состоящий из пятидесяти широких, очень вместительных судов[41], наполненных до бортов, раскрашенных яркими красными и синими полосами, пшеницей, ячменём и полбой, а также финиками, инжиром, сушёными фруктами, огромными кувшинами с растительным маслом и прочими припасами, отправляющимися к дальним финикийским берегам. Караван охранял десяток военных кораблей, более длинных, чем торговые, и с бронзовыми таранами на носах в виде свирепых морд львов и буйволов. Вместе с продовольствием фараон распорядился прислать крупный отряд новобранцев. По всему было видно, что Рамсес Второй увязает в масштабных боевых действиях в Финикии, требующих всё больше и больше войск, продовольствия и золота.
41
...
У военного корабля в отличие от торгового был довольно вытянутый корпус с прочным поперечным набором (каркасом корпуса судна, состоявшим из продольных и поперечных связей), опирающимся на мощный килевой брус, что позволило отказаться от продольной стяжки канатом, столь характерной для торговых судов. Килевой брус в носовой части оканчивался тараном в виде головы животного. На далеко выступающем ахтерштевне (нижней кормовой оконечности корабля) крепилось одно, но крупное рулевое весло. Дополнительную прочность корпусу корабля придавали банки (доски для сидения гребцов), идущие от борта к борту. Гребцы укрывались от стрел за фальшбортом (продолжением борта выше открытой верхней палубы), высота которого составляла 80 сантиметров. По оконечностям судна жёстко крепились ограждённые площадки для лучников, которые располагались, кроме того, в плетёной корзине на топе (верхушке) мачты. Египетские лучники, имевшие на вооружении дальнобойные (поражение 150-160 метров) луки, были основной ударной силой египетского боевого корабля. Такие суда строились длиной 30-40 метров.