В основном на полях можно было увидеть землемеров. Одетые в разноцветные рубашки с короткими рукавами и гофрированные юбки они со свитками папирусов, мотками шнура, кольями шагали по полям и измеряли их, высчитывая, какой будет урожай в этом году. Над головами летали вспугнутые перепела. Вскоре землемеры уже были видны отдыхающими в тени развесистых сикимор во время сытного полдника вместе с хозяевами полей. Слуги и служанки суетились вокруг них, поднося холодное пиво, лепёшки и фрукты. Риб-адди улыбался, наблюдая за этими, столь хорошо знакомыми ему сценками из сельской жизни. Он сам не раз вместе с отцом, строго следившим за работой землемеров на фиванских полях, часто выезжал за город на природу. Ему были хорошо знакомы вкрадчивые и льстивые манеры сельских хозяйчиков разного ранга, которые всячески старались угодить писцам, которые замеряли будущий урожай. Не дай бог, если землемеры, недовольные приёмом хозяина, преувеличат в своих папирусах ожидаемый урожай и размер поля. Потом по налогам не расплатишься. Три шкуры сдерут, а если не сможешь отдать всё, что причитается казне, храму, номарху, то и палок схлопочешь вдосталь. Об этом знают все, кто работает на земле. Поэтому так любезны крестьяне с писцами-землемерами, любящими прерывать свой многотрудный путь со шнурками и кольями по просторным полям, привалами под сикиморами и пальмами, во время которых грех не выпить кружечку-другую холодного хмельного напитка.
— А не прополоскать ли и нам горло глотком-другим пива, как это делают писаришки на полях? — вдруг услышал Риб-адди слова пожилого жреца. Щёки его всегда противно тряслись, когда он разговаривал с начальством.
Юноша повернулся и не сразу узнал своего старшего спутника. Его бесцветные, туповатые, серые глазки сейчас сияли ярким огнём прилично выпившего человека, они даже цвет свой изменили на тёмно-синий.
— Мой молодой друг, — потрепал юношу по плечу жрец, — цени минуты свободы, когда не нужно угождать какому-нибудь начальнику с тоской думая, что есть же люди, которые делают, что хотят.
— И вы сейчас горите желанием сбить с пути истинного юношу, который только час назад покинул родительский кров? И ввергнуть его в омут мирских соблазнов, царящих за стенами храмов бога Амона?
— Вот именно, мой юный друг, в этот омут я и хочу помочь тебе погрузиться с головой. У нас впереди почти полгода беззаботной жизни, так не будем же терять ни часу. Пойдём-ка на носовую площадку, выпьем пива и побеседуем. Я смогу рассказать тебе, о юноша, кое-что интересное о берегах, мимо которых мы проплываем. Тебе будет это очень полезно. Никогда не упускай случая пополнить своё образование.
Они прошли на нос, где уютно устроились на циновках. Между жрецом и юным писцом расторопный слуга поставил большой глиняный кувшин, из которого они наливали объёмистые кружки янтарного, пенистого напитка. Вскоре к собеседникам присоединился и капитан судна, высокий, худой, прокалённый насквозь солнцем, с костистым мрачным лицом и крючковатым фиолетовым носом. Он угостил своих пассажиров солёной вяленой рыбой, которая очень хорошо подходила к терпко-горьковатому хмельному вкусу ячменного пива. Капитан тоже включился в образовательный процесс. К историко-географическим справкам жреца, он добавлял такую бесценную для юноши, вступающего в жизнь, информацию, как стоимость распутных девок в притонах всех городов, мимо которых они проплывали, с присовокуплением имён хозяев малопочтенных, но столь необходимых молодёжи заведений. Там можно было хорошо кутнуть, а заодно и продать кое-какую добычу, попадающую иногда в руки порядочных, но не брезгующих случаем поживиться людей.
— Ведь каждый из нас не без слабостей, а хорошо пожить хочется, — подмигивал юноше кривоносый наставник, вливая безостановочно в себя кружку за кружкой хмельной напиток.