— Так ты, оказывается, художник? Где работал раньше? — заинтересовался Рамсес.
— В Фивах на украшении храмов и гробниц в мёртвом городе, — ответил Хеви. — Там же трудились и мои товарищи — каменотёс Бухафу и медник Пахар. Пахар, кстати, изготавливает превосходные резцы, они режут гранит и мрамор, как свежий овечий сыр.
— Хорошо, отправляйся с товарищами в свой отряд лучников и принимайся за дело. Непокорным сидонянам нужно преподать хороший урок. А о козах не беспокойся, они от этой сочной травки никуда не уйдут. И ты сам и твои командиры смогут вечерком после битвы полакомиться козьи молоком и мясом, — рассмеялся Рамсес.
— О, мой повелитель, — ответил Хеви, — мои начальники боятся ни того, что эти козы куда-нибудь убегут, а то, что в соседнем с нами отряде копейщиков полным-полно любителей жареного мяса, да и колесничие любят свежий сыр, приготовленный из козьего молока.
— Ну, на войне кто проворный, тот и живой, да к тому же и сыт, и пьян, — заметил фараон, явно забавляющийся этим разговором. — Так что побыстрее берите штурмом крепость и бегом назад к вашим мясу и сыру. Тогда ни копейщики, ни колесничие не успеют опередить вас и наложить на них свои лапы.
Когда трое новобранцев вскочили и кинулись что есть духу в расположение своего отряда, Рамсес сказал одному из молодых офицеров, окружавших его:
— Иди, Кер, быстро за ними, проследи, в какой отряд прибегут. Расспроси о них у командира, и если правда, что говорил этот смышлёный парень, то передай начальнику, чтобы поберёг всех троих. Во время штурма в первые ряды их не совал, тем более не гнал на стены. Мне художники ещё понадобятся. У этого умная мысль возникла, — фараон посмотрел на гладкий отвесный склон скалы, возвышающейся над городом.
Рамсес представил, как эффектно здесь смотрелся бы барельеф с его изображением в полный рост, несущегося на колеснице и натягивающего огромный лук. Но тут же вспомнил, что город не только не взят, но даже штурм ещё не начат. Все воины с горячей дрожью в ногах от нетерпения, как огромная свора охотничьих псов, ждут сигнала, чтобы ринуться на стены, скрывающие несметные богатства финикийских торговцев, известных всему Востоку своей оборотистостью и жадностью. Фараон быстро зашагал к своему командному пункту. За молодым гигантом почти бегом понеслась вся его свита. Ближе всех к Рамсесу семенил хранитель его сандалий. По круглой, упитанной физиономии текли струйки пота. Он с ужасом следил за босыми ногами фараона, опасаясь, что какой-нибудь острый камешек или колючка вопьётся в божественную пятку. Тогда свирепый Семди уж точно посадит бедолагу хранителя на кол. Но судьба была благосклонна и к божественным пяткам, и к тому, кто нёс позолоченные царские сандалии. Невредимый Рамсес взбежал на холм, окинул взглядом стены города, свои войска, выстроившиеся под ними большой дугой, и махнул рукой. Тут же бесчисленные барабаны и флейты известили всех, что штурм начался.
2
Колонны египетских войск пришли в движение. Восемь месяцев ожидали они этого момента, упорно осаждая Сидон. Египтяне соорудили вокруг крепости деревянную стену, названную звучно: «Рамсес, ловящий азиатов», благо на окружающих холмах деревьев было сколько угодно. Сотни патрулей, кружа по окрестностям, постоянные караулы на сторожевой стене пристально следили за тем, чтобы сидоняне не могли провезти и мешка зерна. Военные корабли египтян надёжно блокировали город с моря. В Сидоне начался голод. Египетские же войска ещё осенью, когда приступали к осаде, убрали хлеб с полей противника, но его надолго не хватило. Тогда регулярно стали прибывать морские караваны из Египта, привозя зерно и финики. Египетские воины закалывали захваченный у финикийцев скот и ели вдоволь мяса, как в праздничные дни у себя на родине, умащали тела оливковым маслом и трофейными благовониями, пили лучшие на Востоке финикийские вина. Профессионалам, из которых состояло войско Рамсеса Второго, нравилась такая война. Единственно, что портило настроение египетским военачальникам и самому фараону, так это то, что азиаты никак не хотели сдаваться. Они безрассудно и нагло отказывались приползти на животах, поклониться славе фараона и вымолить дыхание своим носам. Египтян возмущало такое упорство. Поэтому-то они и решили покончить разом с двусмысленным положением — взять город и хорошенько проучить этих невоспитанных азиатов, не желающих признавать славу египетского оружия и превосходство богов долины Нила над своими местными божками.