Однако в этот момент из темноты показались ещё двое таких же пастухов в козлиных или бараньих шкурах.
— А Муту[64] их всех забери, — проговорил с досадой проворный финикиец, — придётся идти к их предводителю Дагону, — с таким стадом баранов мы не справимся. Ничего, Рибби, выкрутимся как-нибудь! Царбаал и не из таких передряг выходил живой и невредимый. В крайнем случае, как спустимся со стены, я устрою заваруху, а ты беги!
В руках одного из подошедших пастухов был факел, неровный красновато-жёлтый свет которого озарил стоявших на стене.
— Вот, лазутчиков поймали, надо отвести их к Дагону. Пускай решает, что с ними делать, — проворчал пастух с копьём. — Они говорят, что наши, но мне что-то не верится.
— Да прикончить их сразу же и дело с концом, — снова взмахнул своей палицей второй пастух.
— Да уймись ты, дурак! — прикрикнул на него первый. — Тебе бы только дубиной махать. А если это наши люди? Ведь Керет за убийство лазутчиков по головке не погладит. Окажешься на коле сразу, как солнце взойдёт. Тем более одного ты уже убил. Опусти палицу, тебе говорят, а не то получишь моим копьём прямо в брюхо. У меня рука не дрогнет. Я не собираюсь за твою тупость отвечать своей шкурой.
Второй пастух опустил дубину и отступил назад, ворча что-то себе под нос, как верный пёс, получивший пинок от своего хозяина за излишнее рвение.
Задержанных привели в караульное помещение, располагающееся в башне. Здесь они увидели могучего пастуха в козьей шкуре, сидящего у пылающего очага.
— Вот людей поймали на стене, — проговорил пастух с копьём. — Оттуда к нам лезли. Говорят, что их послал к египтянам в лагерь сам царь Керет выведать, что там да как. Теперь они назад возвращаются.
— А ну, ведите их к огню, посмотрю я, что за птички попались в наши силки, — проговорил, потягиваясь и зевая, густым басом Дагон, предводитель отряда пастухов, наводивший ужас на весь город своим свирепым нравом. Он не считался ни с кем: ни с олигархами, ни даже с самим царём. Могущественные сидоняне, которые раньше и близко к себе не допустили бы простого пастуха, вынуждены были сейчас его терпеть, ведь только он мог держать в узде буйную свору своих дикарей в козлиных шкурах, направляя их силу и свирепый нрав на египтян.
Пленников толкнули в спины, и они оказались у самого очага. Риб-адди почувствовал, как жар от огня опалил нос и щёки.
— Ну, голубчики, — потёр свои огромные мозолистые ручищи глава пастухов. — Какую вы мне песенку споёте перед тем, как вас ощиплют и зажарят, голубки ненаглядные, — насмешливо улыбаясь, проговорил Дагон. — Начинайте, начинайте, я вас слушаю.
— О, великий муж, предводитель столь славного войска, известный каждому сидонянину своими ратными подвигами, — начал бодро и льстиво Цаарбаал, низко кланяясь и угодливо извиваясь всем свои длинным худым телом, — мы, люди самого царя Керета, возвращаемся после вылазки в стан египетский и очень спешим. Вели своим доблестным воинам отпустить нас, а если ты нас задержишь, то гнев царя падёт на твою голову. Зачем тебе ссориться с царём? На тебя и так у многих в нашем городе большой зуб за твою строптивость и непочтительность к власть имущим. А если сам Керет обозлится на тебя и перейдёт на сторону твоих врагов, то для отважного, но безрассудного воина настанут чёрные дни. Ну зачем тебе лишние неприятности, о великий муж!
— Ишь, как запел этот птенчик! — вдруг захохотал густым басом Дагон. Его большая пасть открылась, показывая крупные белые зубы, больше похожие на волчьи, чем на человеческие. — Как складно врёт этот сопляк. А ну-ка поджарьте ему пятки, посмотрим, не заговорит ли он по-другому.
Пастухи схватили Царбаала, опрокинули на каменный пол и поднесли горящую головешку к его дрыгающейся ноге.
— А ну, прекратите! — вдруг громким и властным голосом приказал Риб-адди и шагнул к Дагону. Он глянул в глаза предводителя сельского плебса и добавил: — Прикажите уйти всем вашим медведям, а заодно уведите и его, — показал юноша на корчащегося на полу финикийца. — У меня есть что спеть вам, но только один на один. Это в ваших же интересах. Вы, конечно, не хотите оказаться в дураках с вашим воинством в то время, как сильные люди как в городе, так и за его пределами хотят договориться. Вас, кто больше всех крови и пота проливал на защите города, могут оставить с носом, да ещё и с разорённым хозяйством.
64