— Зачем тебе это надо? — спросил Рамсес. Как только разговор коснулся политики, он стал холодным и подозрительным.
— Скажу тебе прямо, — Арианна села на ложе и взглянула в глаза фараону. — Я всё сделаю, чтобы этот грубый вояка, больше смахивающий на животное, чем на человека, царь Муваталли сдох самой гнусной, мучительной смертью. Он изнасиловал меня, когда я была ещё совсем молоденькой, несмышлёной девочкой, он издевался надо мной. Эта жирная свинья умрёт!
— А твой отец, Хаттусили, станет царём? Я правильно понимаю твои замыслы? — жёстко спросил Рамсес и, сдвинув брови, посмотрел на принцессу пронзительным, властным взглядом. Но реакция оказалась совсем другая, чем он ожидал.
— О, милый, — погладила ладонью по его широкой груди Арианна, — как ты царственно прекрасен. Ты силён, можешь быть беспощадным, я это вижу, но в то же время ты изысканно утончён. В тебе нет и намёка на грубое начало, которого хоть отбавляй у моих царственных родственничков, да и у других царей из Ассирии или Вавилона, больше похожих на бородатых кабанов, чем на людей. Даже умереть от твоей руки было бы для меня наслаждением, — принцесса принялась страстно целовать грудь и плечи своего нового кумира.
— Но ты мне не ответила, — фараон, взяв рукой за подбородок Арианны, поднял её лицо, вновь распаляемое страстью, и приблизил к своему.
— Да, Сеси, я буду дочерью царя и тогда стану как равная твоей женой, главной женой. Наши царства будут жить в мире и даже вместе воевать с наглыми соседями, например в той же Ассирии или Вавилонии, где местные царьки уже поднимают головы и зарятся на соседние земли. Да и народы моря на западе что-то очень обнаглели за последнее время.
— Ты меня просто поразила своей широкой политической программой, — заулыбался Рамсес.
— Я тебя ещё больше поражу своей страстью, — лаская фараона, принцесса взобралась на его огромное, горячее тело. — Ты позабудешь всех своих жён и весь свой гарем, а будешь считать каждый день, дожидаясь того момента, когда моя широкая политическая программа будет выполнена и я вновь взойду к тебе на ложе уже законной, главной женой.
— Ты самый успешный дипломат из всех, кого я знал или о котором слышал, твои доводы просто неотразимы, — рассмеялся фараон. — Скрепим же наши предварительные договорённости печатью любви... — продолжил он. Вскоре его дыхание участилось и он забыл о политике.
В шатре у визиря вновь услышали страстные вскрикивания.
— О, лучше бы я сам, собственными руками зарезал собственного сыночка, а заодно и эту хеттскую распутницу! — уже кричал Ахирам, заламывая руки. — Отпусти меня, визирь, отпусти немедленно, я ещё успею до рассвета и спасу своего ребёнка, — олигарх зарыдал.
— Ну, что ты как баба ревёшь, право неприлично даже, уважаемый, — ворчал Рамос, вставая. — Это уже последний этап переговоров. Сейчас всё закончится и ты сможешь вновь тащить свою шуструю принцессу обратно в город, — визирь не спеша вышел из шатра.
— Да что это такое, — злобно взвыл олигарх, оставшись один, — тоже мне, нашли осла, таскать на горбу эту распутницу. Развели тут походный публичный дом! — Ахирам вдруг остановился как вкопанный и пробормотал: — А ведь я и есть глупый осёл, ведь они же не только любовью занимались, но и о чём-то договаривались. О чём? Ну зачем я согласился припереть на собственной шее эту хитрую бестию?! — затряс он своей круглой кудрявой головой.
Однако вскоре олигарх, не привыкший оставаться в дураках, потащил, покряхтывая на своём плече роскошный ковёр, подаренный ему фараоном, а завёрнутая в него принцесса томно хихикала и устало зевала. Ахирам чуть не швырнул ковёр на камни, когда наконец-то приплёлся к стене города, где его уже ждала верёвочная лестница.
— Ну как, всё в порядке? — спросил поджидающий Риб-адди.
— В порядке, в порядке, — проворчал олигарх, разматывая ковёр.
Оттуда к удивлению юноши выпорхнула красивая женщина в алой тунике.
— А это ещё что за младенец? — спросила она Ахирама, указывая на юношу.
— Это человек фараона, — проговорил тихо сидонянин. — Поосторожней с ним, малый хоть молод, но очень шустр.
Подсаживаемая на лестницу принцесса опёрлась ручкой на плечо Риб-адди и прошептала: