Рамсес рвался вперёд, не обращая внимания ни на красоты природы, ни на богатую охотничью добычу. Молодой властитель Египта был страстен и падок до радостей жизни, но когда Сеси загорался какой-то целью, всё остальное для него переставало существовать. Сейчас он летел вперёд в неистовом порыве на своей колеснице, взрывая густые клубы рыжей пыли, и отборный корпус Амона спешил за ним. Колесничее войско хотя и с трудом, но поспевало за своим полководцем и властителем. За спиной Рамсеса скакала боевая колесница со штандартом Амона в виде позолоченной головы барана с диском солнца на рогах. За ней неслась ещё сотня колесниц, наводя ужас на редких финикийских крестьян, встречающихся по дороге. А уже дальше вслед за клубами пыли, поднимаемыми деревянными колёсами, стремительно шагали копейщики и лучники, переходя на бег, когда дорога шла под гору. Пехотинцы завистливо и с нескрываемой неприязнью смотрели на клубы пыли впереди. Именно выходцам из богатых семей, которые могли себе позволить купить дорогую колесницу и от мощного удара которых по врагу частенько решалась судьба всего сражения, доставалась львиная доля трофеев.
— Ишь, несутся, как свора голодных собак, почуявшая дичь! — ворчал Бухафу, шагавший впереди отряда лучников, которых выделили в авангард для разведки и боевого охранения. — Сейчас набросятся на хеттов, а затем и на финикийский город, что там за речкой, — показал он большим корявым пальцем вперёд. С холма, на который лучники взобрались, стал виден небольшой аккуратный городок за зелёной речной долиной, раскинувшейся внизу у подножия, ступенями спускающихся вниз густо заросших лесом гор.
— Фараон же запретил грабить те города, которые нам не сопротивляются, — проговорил идущий рядом со своим старшим товарищем медник Пахар, вытирая обильно льющийся со лба пот. Он тащил три колчана, полные стрел, и большую кожаную флягу, предназначенную для воды, но сейчас полную отменного финикийского вина.
— Да кто там будет разбирать, когда они ворвутся на улицы городка? Кто-нибудь да окажет сопротивление, защищая себя и своих родных. Вот на них всё и свалят, — философски заметил бредущий чуть поодаль Хеви, опустив голову с длинными, спутанными чёрными, покрытыми красноватой пылью волосами. — Пропади пропадом все эти финикийцы с их городами. Как будто нам плохо было в наших родных Фивах, дёрнула же нелёгкая притащиться сюда.
Художник терпеть не мог все эти ускоренные марш-броски. Он сильно уставал, поэтому и злился.
— Не вешай носа, Хеви, — похлопал его по узкой спине каменотёс Бухафу своей мощной, волосатой рукой. — Вот разобьёт с нашей помощью поганых хеттов фараон и прикажет нам в честь победы высечь надпись на какой-нибудь скале. Займёшься своей привычной работёнкой и повеселеешь, брат. Да и я с удовольствием возьму резец в руки. Из лука стрелять тоже, конечно, интересно, но уж больно это однообразное занятие, порой надоедает.
— Как будто долбить камень — это развлечение, а не каторжный труд, — рассмеялся шагающий рядом командир маленького отряда лучников, темнокожий Нахт. — Вот уж где скучища, насквозь пропитанная солёным потом, я представляю!
— Э, не скажи, — повернул к нему наследственный каменотёс своё широкое, дочерна загорелое, с грубыми, рублеными чертами лицо, по которому струйками стекал пот, проложив в рыжей пыли целые дорожки. — Ведь и рисунок, да и иероглифы кажутся похожими друг на друга, но сочетание их всегда разное. Так и камень тоже никогда не бывает совершенно одинаковым. И по оттенку цвета и по своей сути глыбы гранита, вывезенные из одной каменоломни, даже из одного разреза, всегда хоть чуть-чуть, но отличаются. Когда двадцать лет камень подолбишь, это чувствуешь сразу же. Поэтому-то и приноровиться к каждому заказу нужно по-своему, к каждому камню — свой подход должен иметься... — сел на своего любимого конька Бухафу.
— А ну, хватит болтать. Слушайте, что вам фараон приказывает! — вдруг прозвучал с подъехавшей колесницы резкий окрик очень молодого человека, который явно хочет казаться старше.
Бухафу поднял глаза и посмотрел с нескрываемой угрозой на наглую, юную, покрытую густым слоем кирпичного цвета пыли, круглую, с курносым носом физиономию колесничего. Это был младший сын начальника стражи города Фив, Кемвес, приобретший за считанные месяцы, проведённые в армии, наглый начальственный гонор. Так обычно вели себя благородные вояки колесничего войска, разговаривая с выходцами из простонародья, лучниками и копейщиками.