— Арета, — сказал, помолчав, Вермонт, — я признаюсь тебе в одном деле, которое меня удручает и беспокоит.
— Говори! Что такое?
— Лет двадцать назад я занял у одного гациендера пятьсот рейсов. Он был мой приятель, деньги дал без расписки, не спрашивал их, зная, что я отдам сам, когда они у меня будут. Ты знаешь, что мне не везло, а когда бывали деньги, то значительная их часть уходила на уплату более неотложных долгов. Недавно я получил от этого человека письмо, в котором он пишет, что уже четыре года, как разорился, жена его и два сына умерли от желтой лихорадки, а сам он ютится в Рио-де-Жанейро, в ночлежном доме. Ни слова не пишет он о деньгах. Где взять денег, чтобы ему помочь?
Нахмурясь, крепко сжав губы, Арета глядела на стол.
— Убей сто нанду, — вдруг сказала она. — Через три месяца я добуду эти пятьсот рейсов. Я сделаю из них коврики, которые теперь охотно покупают.
— Эх, Арета, — ответил Вермонт, — надо полгода, чтобы добыть сто нанду. Нанду перешли из нашего округа дальше, к востоку и северу, а я с годами стал видеть хуже, да и утомляюсь быстрее, чем еще пять лет назад.
— В таком случае не будем думать об этом сейчас. Я сама постараюсь придумать что-нибудь.
Старые стенные часы пробили одиннадцать. Отец с дочерью разошлись спать в свои комнаты.
Сильно загрустившая Арета скоро утомилась от мыслей и крепко заснула, а Вермонт долго сидел у окна, куря сигарету за сигаретой, и так увлекся воспоминаниями, что не заметил, как прошла ночь. Когда солнце взошло, старик увидел скачущих к ранчо трех всадников.
«Кто бы это мог быть?» — подумал Вермонт, не ожидавший, что Ретиан приедет с компанией. Ему пришло в голову, что на дилижанс было произведено нападение и что едут пассажиры за помощью. Но его смутили хорошие костюмы взрослых, платки на головах и босой оборвыш на прекрасном коне, с двумя ружьями поперек седла.
Вдруг он узнал Ретиана.
— Ретиан Дугби! — закричал отец Ареты, выскакивая через окно. — Гиацинт! Флора! — звал он слуг. — Бегите, берите лошадей! Арета! Ар-е-т-а-а!!!
— Раненый Ягуар! — крикнул Ретиан, на скаку спрыгивая с лошади и продолжая бежать рядом с ней, держа ее в поводу.
— Мальчик! Дугби! Вспоминаю твоего отца! Наши беседы! Ар-е-та!!!
— Здесь, здесь Арета! — крикнула, успев уже наспех одеться, молодая девушка, и Ретиан увидел разрумянившееся от сна прелестное создание с сверкающими голубыми глазами.
— А это кто? — сказал он. — Неужели!? Была такая маленькая, а теперь…
И Ретиан обнял молодую девушку, братски расцеловав ее в обе щеки.
Тем временем Роберт и Линсей слезли с седел и подошли к Вермонту.
— Это мои друзья, с которыми я познакомился по дороге, — сказал Ретиан, представляя хозяевам ранчо своих спутников. — Во-первых, Роберт Найт, сбежавший из Порт-Станлея, пылкая голова, бродит в пампасах с невыясненными целями. Мы хотели его хорошенько расспросить у Хименеса, но к Хименесу не заехали. Ночевали в степи. Во-вторых, сеньор Тэдвук Линсей, из Плимута, захотевший узнать нашу степную жизнь. В-третьих…
— В-третьих, наш милый гость Ретиан Дугби! — перебила Арета. — Все вы — наши гости!
Гиацинт, огромный старик восьмидесяти лет, человек колоссальной силы, отвел лошадей в кораль, расседлал их и поставил к кормушкам. Гиацинт был кроткий человек, не способный обидеть муху. Он был страшен, когда приходил в ярость, но было нужно очень много для того, чтобы привести его в исступление. К Вермонту он относился, как к мальчику.
Гости и хозяева прошли в главную комнату ранчо, служившую столовой и гостиной одновременно.
Ретиану показалось, что не было десяти лет его отсутствия: те же четыре старых плетеных стула окружали стол, накрытый зеленоватой клеенкой, тот же почерневший дубовый шкаф стоял в углу, напротив пианино, верхняя доска которого была украшена синей стеклянной вазой с полевыми цветами.
С другой стороны, у стены, стояла кушетка, крытая пестрой индейской тканью; она опиралась углами своими на четыре бычьих черепа, рога которых были выкрашены зеленой краской, а на острия рогов посажены медные шарики.
Пол был застлан толстым камышовым ковром, стены чисто выбелены.
Несколько старых картин, стенные часы с гирями и миткалевые занавески на трех маленьких окнах с внутренними ставнями заканчивали эту обстановку, милее которой теперь не было для Ретиана ничего.
Когда взрослые уселись, Роберту не нашлось места, и он сел на кушетку, застенчиво щупая рукой индейскую материю.
— Рассказывай, Ретиан! — воскликнула Арета. — Почему не приехал вчера? Ты очень изменился, стал гораздо серьезнее. Кто же ты, мальчик? Где вы его нашли? Бедный, он почти раздет.