– Когда ты появишься? Давай я встречу тебя в аэропорту, – предложила Мэри Стюарт.
– Лучше встретимся по пути и вместе поедем в отель. Там и поговорим. Во вторник. – Таня собиралась, как всегда, воспользоваться самолетом компании звукозаписи. Ей это было очень легко, все равно что сесть в попутную машину. Мэри Стюарт всегда восхищало, как запросто ее подруга летает по свету. – Я позвоню тебе из самолета.
– Буду ждать. – Внезапно Мэри Стюарт почувствовала себя маленькой девочкой. У Тани неподражаемая манера подхватывать ее на лету и брать под крыло, не давая упасть, отчего ей снова становилось легко и радостно. В предвкушении скорой встречи Мэри Стюарт заулыбалась. С прошлой минула целая вечность. Она уже не помнила, когда виделись в последний раз, хотя Таня наверняка ответила бы сразу, спроси ее об этом.
– До скорого, подружка. – Таня тоже улыбнулась и добавила серьезно и так ласково, что Мэри Стюарт зажмурилась: – Я тебя люблю.
– Знаю. – У Мэри Стюарт выступили на глазах слезы. Эта доброта невыносима. Вытерпеть свое одиночество не в пример проще. – Я тебя тоже люблю, – проговорила она из последних сил. – Прости... – Она зажмурилась еще крепче, борясь с волной переживаний.
– Не надо, деточка. Все хорошо, Я знаю, знаю... – Хотя в действительности она ничего не знала. Никто ничего не знал. Никто не смог бы понять, что она сейчас чувствует, даже ее собственный муж.
– Значит, увидимся на следующей неделе. – Мэри Стюарт взяла себя в руки, но Таню трудно провести. Мэри Стюарт возвела дамбу, чтобы сдержать поток боли, но Таня сомневалась, что это сооружение продержится долго.
– До вторника. Надень простые джинсы. Мы съедим по гамбургеру, а может, закажем еду в номер. Пока.
Она пропала. Мэри Стюарт стала вспоминать, какой она была в Беркли. Тогда, в самом начале, все виделось так просто... Простота кончилась со смертью Элли. И они вошли в настоящий мир. Вспоминая, она смотрела на фотографию у себя на ночном столике. Вся их четверка на первом курсе – дети, младше даже ее собственной дочери... Длинноволосая блондинка Таня, сексапильная, глаз не оторвать; Зоя с длинными рыжими косами и честным пристальным взглядом; неземная Элли с нимбом белых кудряшек; сама Мэри Стюарт – глазастая, высокая, с длинными каштановыми волосами, уставившаяся в камеру... Казалось, с тех пор минуло целое столетие. Так и есть. Она долго вспоминала былое, пока не уснула, как была, в джинсах и тенниске.
Билл вернулся в одиннадцать и застал ее спящей. Он долго смотрел на нее, потом выключил свет. Не разбудив и не дотронувшись до нее, позволил проспать в джинсах всю ночь.
Утром, проснувшись, она обнаружила, что он уже уехал на работу. Снова скользнул по ее жизни, как чужой человек, каковым теперь, собственно, и был.
Глава 2
Когда Таня проснулась на следующий день в своей спальне в Бель-Эр, Тони уже находился в душе. У них была общая спальня и две отдельные просторные гардеробные, каждая со своей ванной. Спальня большая, в старофранцузском стиле, с пышными гардинами из розового шелка и обилием розовой ткани с цветочным орнаментом. Ее гардеробная и ванная выложены розовым мрамором, здесь тоже хватало светло-розового шелка. Зато у Тони в ванной преобладая черный цвет: мрамор и гранит, даже полотенца и шелковый занавес черные – настоящая мужская ванная.
Она купила этот дом много лет назад и все в нем переделала, когда вышла замуж за Тони. Ему тоже сопутствовал успех в делах, но она знала, как он гордится ее успехами. Да, это связано с головной болью, но он все равно любил напоминать людям, что женат на самой Тане Томас. Голливуд всегда обладал для него притягательной силой, и, проведя много лет на обочине, а потом очутившись в самом сердце, он почувствовал себя счастливчиком, сорвавшим небывалый куш. Ему нравилось посещать голливудские тусовки, болтать со звездами, присутствовать на церемониях присуждения «Оскаров» и «Золотых глобусов», в особенности на гала-вечерах Барбары Дейвис. Он наслаждался всем этим куда больше самой Тани. Отдавая работе по восемнадцать часов в день, она с радостью оставалась дома, отмокала в горячей ванне и слушала музыку в чужом исполнении.
Пока он одевался, она накинула поверх кружевной ночной рубашки розовый атласный халат и спустилась вниз – приготовить ему завтрак. В доме и без нее нашлось бы, кому о нем позаботиться, но Таня любила готовить сама, зная, какое значение этому придает Тони, Всякий раз, когда у нее появлялась возможность, она готовила и детям. У нее хорошо получался бифштекс, она познакомила мужа и детей с овсянкой, и они полюбили это блюдо, хоть и осыпали ее насмешками. Еще ей нравилось кормить мужа макаронами. Она много чего любила для него делать. Ей нравилось заниматься с ним любовью, оставаться наедине, путешествовать вместе, открывая новые места. Впрочем, ей вечно не хватало времени: бесконечные репетиции, звукозапись, съемки, концерты, бенефисы, невыносимое корпение в обществе юристов над контрактами и прочими заковыристыми документами. Теперь Таня являлась не просто певицей и актрисой, – она превратилась в отдельную отрасль индустрии и была вынуждена многое узнать про бизнес.
Дожидаясь его, она налила в стаканы апельсиновый сок и разбила над сковородой яйца, когда зашипело масло. Заложив в тостер ломти хлеба и поставив варить кофе, она открыла утреннюю газету. При виде заголовка на первой странице она чуть не вскрикнула. Бывший ее сотрудник подал на нее в суд вроде бы за сексуальное домогательство. О таком она еще не слышала. Прочитав статью, вспомнила своего телохранителя: он прослужил у нее в прошлом году всего две недели и был уволен за воровство. Мерзавец дал газете пространное интервью, в котором утверждал, что она пыталась его соблазнить и выгнала с работы без всяких объяснений, когда он не поддался на соблазн. Ей стало тошно: это дело, подобно всем предыдущим, завершится уплатой ему крупной суммы в обмен за отказ от иска. Иного способа защитить репутацию не существовало. Она никому не могла доказать свою невиновность, убедить, что все это ложь, заурядный шантаж. К счастью, муж знал цену подобным обвинениям и первым советовал ей не доводить дело до суда, каким бы абсурдным ни был наговор. Это действительно было проще всего. Но одновременно она представила, как побледнеет Тони, увидев газету. Она тщательно сложила ее и убрала с глаз долой. Спустя несколько секунд он вошел в кухню, одетый для игры в гольф.
– Ты не едешь на работу? – спросила она как ни в чем не бывало, с невинным видом нарезала авокадо и аккуратно расставила тарелки на столе.
– Где ты была последние три года? – спросил он удивленно. – По пятницам я всегда играю в гольф.
Тони Голдмэн – интересный, хорошо сложенный брюнет на исходе пятого десятка. Он активно занимался теннисом и гольфом, тренировался в гимнастическом зале, пристроенном к дому сзади, с личным инструктором – не тем, которого недавно вытащила из небытия бульварная пресса.
– Где газеты? – поинтересовался он, садясь и озираясь. По утрам Тони просматривал «Лос-Анджелес таймс» и «Уолл-стрит джорнэл». Он был удачливым бизнесменом и заработал состояние торговлей недвижимостью во времена, когда она еще чего-то стоила. Но его деньги Таню не интересовали. Она польстилась в свое время на его доброту, детей, преданность семейным ценностям. Для нее он был честным тружеником, ежедневно отправляющимся на работу и по выходным гоняющим с сыновьями мяч. Больше всего ей нравилось то, что он не имеет отношения к ее бизнесу. Но Таня проморгала другое: он оказался куда более падким на голливудские ловушки, чем она сама. Его устраивала мишура, но не цена, которой за все это приходилось расплачиваться. Таня в отличие от него сознавала, что одно не существует без другого, а Тони жаловался на неприятности, которые на них обрушиваются, и на безобразные выдумки журналистов.