Все четыре девушки, двигаясь, как в трансе, медленно вышли из кабины.
Подойдя ко мне, Делиз тронула меня за плечо.
— Про… прости меня, Шелл, — медленно произнесла она.
— В чем дело? — спросил я, не понимая, что она имеет в виду. — Простить тебя?
— Да. На минуту я подумала, что ты их испугался.
Я попытался усмехнуться.
— Нечего тебе извиняться. Я и в самом деле испугался.
Мы направились к вертящейся двери, но я остановился и обернулся к бармену.
— Когда мои друзья придут в себя, им, быть может, захочется выпить. Дайте им по стаканчику за мой счет.
Бармен, несомненно, был телепатом. Он приподнял бутылку «Старого папаши» и ухмыльнулся. Я тоже ухмыльнулся, повернулся, и мы все вышли из салона.
Глава 9
В восемь вечера я был еще жив, но все тело ныло просто ужасно. Я принял горячую ванну, переоделся в чистую одежду, как две капли воды похожую на ту, что я сегодня носил, и выпил стаканчик бренди. Больше ничего сделать я не мог. Слава Богу, хоть физиономия у меня была в божеском виде. Я накинул кожаную куртку, чтобы не видно было револьвера, и выкатился из своего номера наружу, на этот Дикий Запад. Бурчанье в пустом животе напомнило мне, что я ничего не ел с самого утра. А ведь совсем недавно я потратил массу калорий, так что подкрепиться было совсем не лишним. Поэтому я направился на барбекю. Потом я намеревался принять участие в танцах, хотя честно признался девушкам, что в этом деле не силен. Но они обещали поучить меня.
Кстати, если бы не девушки, я бы сказал, что провожу здесь время совершенно бездарно. Но красотки держались вместе столь упорно, что это было даже как-то ненормально, не говоря уже о том, что это было несправедливо по отношению ко мне. На барбекю они ходили вместе, на танцы вместе, и у меня начали появляться опасения, что и спят они тоже вместе. Мысль, сами понимаете, не очень вдохновляющая. У двух больших углублений, выложенных камнем, собралось около сотни нарядно одетых людей. Пылал древесный уголь, на решетках шипели бифштексы. Трое музыкантов в красочных костюмах играли на двух скрипках и банджо. Лично я предпочитаю латиноамериканские мелодии Леса Бакстера, но и эта незатейливая сельская музыка имела свою прелесть. Она мне нравилась. Вроде бы странно для сугубо городского жителя и тем не менее. Наверное, какие-то атавистические инстинкты.
Я разыскал Расса, и мы побеседовали с ним несколько минут. Он уже, собственно, слышал о побоище в салоне, и я рассказал ему, как все получилось, предложив оценить сумму нанесенного ущерба и включить ее в счета Фармера, Додо и Пита.
Он молча кивнул, а потом спросил:
— Что же здесь такое творится, Шелл?
— Я бы сам хотел это знать.
Разумеется, что-то здесь было, но что? Я увидел Хэла Кэлвина, направлявшегося к одному из длинных столов, накрытых для гостей. Он, по своему обыкновению, опять обманул меня, во всяком случае в том, что касалось Джинни Блэр, да и Эйприл тоже. Я никак не мог разобраться, чего он хотел. Впрочем, раньше у меня это тоже не получалось.
Однако постепенно и пока еще не имея на то доказательств, я пришел к заключению, что Хэл прибрал к рукам организацию Гарбена. Но это было еще не все, и я не мог не восхищаться им, хотя и осуждал его методы.
Ведь посмотрите. Всего полтора года назад, может немного больше, Хэролд Кэлвин был гангстером относительно мелкого масштаба, хотя он и являлся первым помощником Гарбена. А потом я увидел, как Гарбен выбросился из окна и как улыбается Кэлвин. Двумя месяцами позднее Хэл женился на Летти, вдове Жюля, унаследовавшей все его состояние. Девять месяцев спустя леди эта скончалась. И Хэл, согласно закону, унаследовал все ее имущество.
Таким образом «Красавчик» Хэл Кэлвин, именуемый также «Ублюдком» Хэлом, стал в буквальном и переносном смысле наследником Жюля Гарбена. Всего полтора года назад человек без средств, сейчас он — миллионер, глава преступного синдиката, пусть не из самых крупных, но все же собственник земли, домов, располагавший наличным капиталом по меньшей мере в два-три миллиона долларов.
Недурно. Но все это отнюдь не объясняет, почему был убита или случайно погибла Джинни Блэр. Не объясняет это и совершенно неожиданной агрессивности, проявленной в отношении меня. Я раздумывал обо всем этом, получая тарелку и приборы и стоя в очереди за великолепным бифштексом из вырезки. Получив мясо и приправы, я направился к столам.
Оглядываясь и разыскивая взглядом своих девушек, я услышал, как кто-то окликнул меня.
— Эй, Скотт.
Я увидел махавшего мне рукой Хэла. Подошел к нему, и он указал мне на пустовавшее рядом с ним место.
— Садись, подкрепляйся. Между делом расскажешь мне, что приключилось с Питом и Фармером…
— Уже знаешь?
— А как же. Особенно меня интересует Додо. Как тебе удалось разделаться с этим боровом?
— Просто повезло, я думаю. Но тебе, Хэл, в любом случае не следовало посылать этих образин, чтобы прикончить меня.
Он покачал головой.
— Тебе необходим длительный отдых, Скотт. Становишься нервным и подозрительным. Всех подозреваешь. Даже меня. Вот что получается, когда человек держится особняком, становится изгоем.
— Это ты обо мне?
— И вдобавок еще слишком честный. Только потому, что кто-то позволяет себе небольшие вольности с законом, его уже подозревают Бог знает в чем. Но я должен рассеять твои подозрения. Вовсе не я натравил на тебя этих психованных дикарей.
— Рад слышать это, Хэл. Ты снял у меня с души большой камень. Благодарю. Кстати, ты мне говорил, что познакомился с Джинни Блэр здесь, на ранчо. Разве ты не знал ее еще тогда, когда она встречалась с Гарбеном в Лос-Анджелесе?
Я ничуть не смутил его.
— Ну, конечно, Скотт. Ты же знаешь, что я лгун. Что здесь нового?
Ну, что ты будешь делать с таким человеком?
Он взглянул на мои красные разбитые суставы пальцев, потом посмотрел мне в лицо.
— Знаешь, Скотт, а ты оказался получше, чем я думал. Этот бифштекс у тебя хорошо прожарен или сырой?
— С кровью. Отличная штука. А ты что не ешь? — Перед ним стоял стакан, но еды не было.
— Я уже ел. Когда я ем, то не пьянею, — рассудительно ответил он, — а если я не поддам как следует, то что за удовольствие в танцах? Я должен себя чувствовать раскованным. А ты будешь танцевать?
— Попробую. Думаю, Фармер, Додо и Пит вряд ли явятся сюда.
Он усмехнулся.
— Они… отдыхают в своих камерах.
— Я все-таки хочу кое-что сказать тебе. В следующий раз, когда твои парни вздумают…
— Ради Бога, Скотт. Это вовсе не мои ребята. Я здесь просто отдыхаю. Я неплохо знал этих ребят, еще когда был жив Жюль. Поэтому, когда я встретил их здесь, мы, естественно, общались.
— Ясно. Но я все-таки хочу тебе сказать. Если в следующий раз кто-нибудь из этих подонков нападет на меня, бить я их больше не собираюсь, я и так себе все руки отбил, я их просто пристрелю.
— А вот это молодец. Таким ты мне нравишься…
— Да, кстати, у меня вопрос. Когда мы разговаривали с тобой около бассейна, с тобой были Грин и Пит. Но там был еще один тип. Он показался мне знакомым, но вспомнить, кто это, я не смог.
— Какой, ты говоришь, тип? А-а, такой седой?
— Да, с усами, в темных очках.
— Это Эверетт. Ты его не знаешь. Саймон Эверетт. Он с Востока. Бизнесмен.
— Ну, конечно. Такой же бизнесмен, как ты и Тей Грин.
— Нет, он в самом деле бизнесмен. У него фабрика в Пенсильвании.
— Что же на ней изготовляют?
— Гробы.
— Оно и видно.
Он рассмеялся.
— Нет, ты просто умора, Скотт. Если кто-нибудь зарежет свою жену столовым ножом, ты готов повесить продавца, который этот нож продал. Пойдем-ка лучше на танцы.
Пока шел этот разговор, я с аппетитом уплетал мой бифштекс. Оттолкнув от себя пустую тарелку, я встал.
— Именно это я и собираюсь сделать после небольшого отдыха, необходимого для переваривания пищи.
Кактусовый корраль представлял собой большущий обыкновенный амбар. Потолки были высокие, мебели почти никакой. В одном конце амбара три музыканта, которые раньше играли снаружи, стояли на небольшой платформе и «наяривали» вовсю. Первой скрипкой и распорядителем был старикан с бакенбардами лет ста, не меньше, и с совершенно неправдоподобным именем. Звали его Зеки Губер. Зеки, пристукивая ногой об пол, будто артрит ему нипочем, бешено пиликал на скрипке и кудахтал.