— Раз ты этого требуешь, то мы обещаем! — грустно ответила донна Бенита, подавляя вздох.
— Ну, и прекрасно! — весело сказал ранчеро, видимо окончательно успокоенный обещанием жены и племянницы.
— Рад, что я за вас буду покоен, и буду защищаться, как лев, как демон! — сказал он — если только они осмелятся напасть на меня, им небо покажется с овчинку, они меня еще не знают, а вот увидят! — добавил старик, скрутив и закурив сигаретку. Женщины, присев в уголок, стали усердно молиться Богу.
— Прекрасно делаете, — сказал ранчеро, — молитва всегда утешает и успокаивает, следовательно может быть только полезна.
То, что ранчеро сказал относительно тайника, требует некоторого разъяснения.
Во всех пограничных странах, где ежеминутно грозит опасность нападения и разграбления, жилища обыкновенно строятся так, что на случай крайней беды устраивается тайник, секрет которого строго оберегается всеми членами семьи. Эти тайники или крепости устраиваются крайне хитро и действительно остаются недоступными для всякого постороннего лица.
Ранчеро, коренной житель этих лесов, старый контрабандист, решив поселиться в окрестностях Пало-Мулатос, построил сам, без всякой посторонней помощи, свой дом. Что же касается фундамента и нижнего этажа, то мы уже говорили раньше, что ранчо имел подвальный и первый этаж, что возбуждало в сильной степени зависть большинства окрестных жителей.
Конечно, дон Сальватор имел свои резоны сам строить свой дом; он желал, чтобы его тайник остался никому неизвестным.
Вот как он это сделал. На расстоянии не более сорока метров от того места, где было построено ранчо, стояло громадное дерево необычайной толщины. Ствол его на высоте трех метров от земли имел до десяти метров в окружности и по странной случайности этот гигант лесов был дуплист. Об этом совершенно случайно узнал дон Сальватор. В дупле дерева поселился рой пчел. Наш ранчеро, удалил часть коры от подошвы и до известной высоты выгнал из этого громадного дупла пчелиный рой, который переселился в другое дупло, а этим ранчеро воспользовался для своих целей. Вырезанную им часть коры он обратил в дверь и чрезвычайно искусно водворил ее на прежнее место так, что снаружи никак нельзя было сказать, что этого дерева когда либо коснулась человеческая рука.
Вокруг этого великана группировалось несколько очень густых деревьев и кустов и эта группа, с гигантом посреди, занимали центр караля т. е. конюшни и скотного двора. Все остальные деревья кругом были безжалостно порублены.
И вот, под фундаментом дома дон Сальватор вырыл подземный ход, ведший прямо под гигантское дерево, семь ступенек лесенки вели внутрь дупла, равно как и на том конце семь ступеней вели в большую общую залу позади подвижного щитка, скрывавшего вход в подземелье.
Этот подземный ход, надежно укрепленный, имел не более одного метра ширины и до двух метров вышины и как на одном, так и на другом конце закрывался двойными тяжелыми дверями с железными запорами. Свет и воздух проникали в комнату тайника сверху в отверстия, искусно замаскированные с снаружи. Здесь было все самое необходимое: столы, койки и запасы пищи, которых по расчету должно было хватить на две недели. Эти запасы возобновлялись аккуратно каждую неделю.
Уже дважды это таинственное убежище спасало жизнь ранчеро и его семьи при подобных же печальных обстоятельствах. Временные хозяева ранчо, овладевшие им после отчаянной схватки, нигде не могли найти ничего, несмотря на то, что внимательно осматривали каждый угол и даже пробовали рыть землю.
И так, на этот счет ранчеро был почти совершенно спокоен относительно результатов нападения, которого он ждал теперь с минуты на минуту, тем более, что с таким оружием, какое было у него наготове, он смело мог рассчитывать на то, что сумеет продержаться и отбиваться от нападающих до возвращения сыновей. К несчастью, он не знал тех бандитов, с которыми ему предстояло иметь дело. Все должно было выйти иначе, чем он предполагал и совершенно обмануть его ожидание.
Прошло около получаса, кругом царила самая невозмутимая тишина; ранчеро начинал уже было совершенно обнадеживаться относительно ожидаемого нападения на ранчо и думать, что Ассунта испугалась своей собственной тени, — как вдруг послышались два сильные удара в дверь ранчо.
Старик вздрогнул, схватил свою двустволку, приказав перепуганным женщинам не трогаться с места, затем крадучись подошел к двери и, просунув конец стволов своей двустволки в бойницу, спросил:
— Кто там?
— Друг! — ответил кто-то, очевидно не своим голосом.
— Какой друг, и что тебе надо?
— Какое тебе дело! Отворяй! Дай мне войти!
— Я не открою, пока не узнаю, кто ты?
— Смотри, если ты сам меня добром не впустишь я войду силой!
— Попробуй! — насмешливо рассмеялся ранчеро.
— Мы знаем, что ты сегодня один сидишь в своей берлоге, старый ягуар, и нас тебе не напугать, нас много!
— Тем хуже для вас и тем лучше для меня! — сухо отвечал старик.
— Спрашиваю тебя в последний раз, отворишь ты нам или нет?
— Нет, не отворю!
— Ну, так вот, как я начну с тобой разговаривать! — крикнул бандит и выстрелил прямо в дверь из своего ружья.
— А вот, как я тебе отвечаю! — все так же холодно отозвался старик, спуская курок своей двустволки.
Незнакомец громко вскрикнул и тяжело рухнул на землю: старик уложил его на повал.
Начавшиеся таким образом враждебные действия тотчас же приняли оборот правильной осады или вернее даже штурма крепости.
На огонь неприятелей осаждаемый храбро отвечал выстрелами, поспевая почти одновременно отбиваться и тут и там, и почти каждым выстрелом убивая одного из осаждающих, не получив при этом ни царапины.
Нападающие, строй которых заметно редел под выстрелами одного человека, ловкость и смелость которого, были давно известны всем, выли и слали проклятья и яростно налегали на дверь, которая однако не поддавалась.
Но вот, наконец, наступил момент, когда, обезумев от бешенства, они вынуждены были прекратить огонь, очевидно, совершенно беспомощный, и отступить из под выстрелов осажденного. Сделав это они стали совещаться о том, каким путем принудить их непобедимого неприятеля сдаться.
Ранчеро, конечно, воспользовался этим моментом перерыва, чтобы снова зарядить все свое оружие и затем, предвидя, что после этого совещания осаждающие непременно прибегнут к каким-нибудь крайним мерам, он привел в движение пружину потайной двери, ведущей в подземный ход и, обращаясь к жене и племяннице, сказал.
— Идите, вам пора укрыться в тайнике.
— Ах, дядя! позвольте нам остаться с вами! — стала просить Ассунта.
— Я тебя умоляю, друг мой! — грустно добавила в свою очередь донна Бенита!
— Нет, нет! — твердо ответил он, отрицательно качая головой, — это невозможно!
— Но, почему же? — жалобно воскликнула донна Ассунта.
— Почему, — дитя? — в волнении воскликнул дон Сальватор, — да потому, что я не хочу видеть вас убитой на моих глазах, — идите же, идите! — И, заключив ее в свои объятия, он страстно стал целовать ее, затем пришел черед донны Бениты. — У старика глаза были полны слез, но он не поддавался, не уступал просьбам и мольбам женщин. Не смотря на все его усилия, ему не удавалось окончательно подавить своего волнения, сжимавшее ему грудь, точно в тисках.
Вдруг, вырвавшись из объятий, он оттолкнул их от себя и в каком то бреду крикнул.
— Уходите! слышите! слышите, я этого хочу!
Испуганные и опечаленные женщины покорно повиновались, заливаясь слезами.
Ранчеро проводил их до входа в подземелье, в последний раз обнял и поцеловал их, дал им в руки зажженный факел и затем закрыл за ними потайную дверь с тем, чтобы лишить их возможности вернуться.
Затем, когда замок этой двери щелкнул и ключ от него лежал уже в кармане, он опустился на стул и, закрыв лицо обеими руками, горько заплакал.