Выбрать главу

Кабан назидательно поднял палец вверх:

– Вот видите, парни! Когда все по отдельности – картинка не складывается. А если подумать… Чтоб баба пошла на свиданку в грязном – да не бывает такого! Значит, застрянет. Что пацан начнет героя из себя строить – тоже понятно.

– Ага, – осклабился рыжий. – А тут ты – весь в белом. Спаситель, гы!

Глаза Кабана превратились в две узкие щелочки, из-под которых недобро сверкнули искры.

– Булка! Ты, конечно, классный байкер, и мотоцикл у тебя славный, но его ж могут и разобрать случайно на части, когда ты за ним не углядишь. Думай, когда языком мелешь!

– Да я что… Я ничего, – стушевался Булка, растерянно улыбаясь.

Кабан мечтательно вздохнул:

– Ох, какая девка, какая девка… Была б попроще – давно б уже на лопатки положил. Но таким же романтику подавай… Славик этот вовремя подвернулся. Жалко дурачка, но ничего: он себе другую телку найдет.

– Все б тебе усложнять, – поморщился Череп.

Кабан усмехнулся.

– Нет, Черепушик. Я не усложняю. Я просчитываю. Внешность позволяет. От меня ума не ждут. Чем и пользуюсь… Ладно, пацаны. Пошли в кабак, я обещал же!

– Только смотри, – хмыкнул Череп. – Чтоб без всякой дряни!

– Обижаешь! – Широко улыбнулся Кабан. – Самое лучшее пиво этого города! И закусь – соответствующая случаю. У меня, можно сказать, любовь начинается…

– Молодой человек, вам плохо? – Сердобольная старушка остановилась возле бледного, как полотно, Славика.

– Да нет, нет, все нормально, – ответил он, тихо сползая по стене и теряя окружающий мир в белом тумане.

Черный слон берет белую пешку. Шах и мат.

«Гамбит – разновидность дебюта, в котором осуществляется жертва материала (обычно пешки, реже фигуры) ради быстрейшего развития». (Словарь шахматных терминов).

Гарде

Николай вернулся домой далеко за полночь. Мира стояла возле окна и нервно курила в форточку. В последнее время супруг стал подозрительно часто задерживаться на работе.

– Привет, – буркнул он, скинул плащ и потопал в ванную.

«Даже не поцеловал дежурно», – кисло подумала она, зло растирая окурок в пепельнице.

– Кушать будешь? – Крикнула она, стараясь перекричать шум воды.

– Нет, – так же громко ответил он. – Нас покормили!

«Интересно, кто?» – Мира скорчила недовольную физиономию.

Николай вышел из ванной, завернувшись в махровый халат и расчесывая волосы.

– Блин, ну и денек сегодня, – мрачно обронил он, усаживаясь за стол. – Все как с цепи сорвались! То им сделай, это им сделай… Деловой ужин – и тот прошел сикось-накось!

«Конечно-конечно», – Мира выдавила из себя улыбку, а вслух произнесла:

– Ну, может чаю-то выпьешь?

– Чаю? – Рассеянно переспросил он. – Даже не знаю. Ну, сделай…

Мира подошла к полке и сняла фарфоровый чайник.

– Не парься, – остановил ее муж. – Заваривать чай и прочие церемонии – это на потом. У нас что, «утопленников» не осталось?

«Утопленниками» по старой студенческой привычке он называл чай в пакетиках. Мира невольно улыбнулась. Они с Николаем учились на одном факультете, он на четыре года старше. А познакомились в общаге, где, в процессе распития одного из таких напитков, ошибочно называемых «чаем», завязался ни к чему не обязывающий разговор, вылившийся потом в долгие отношения.

Николай оказался на редкость целеустремленным человеком. Он происходил из довольно обеспеченной семьи, его отец был раньше большой партийной шишкой. Солидные по тем временам деньги, обширные связи родителей… Казалось бы, Николай родился, что называется, «с золотой ложкой во рту». Но все испортил старший брат Виктор.

Витьку избаловали безумно. Мальчик, гордившийся принадлежностью к «золотой молодежи», быстро покатился по наклонной. Элитная школа, московский престижный университет, сомнительные компании, фарцовка, наркотики… К двадцати трем годам он превратился в развалину, а в двадцать пять умер.

К тому моменту Николаю едва стукнуло пятнадцать. Смерть старшего сына сильно подкосила его отца. Баловень судьбы, черноволосый красавец, он за пару месяцев превратился в серолицего и седовласого старика с тусклым взглядом. Но воля у него оставалась железной. Отец решил, что Николай будет всего добиваться сам. Поэтому – никаких поблажек.

В восемнадцать Николай сам, без какой-либо помощи со стороны, поступил в престижный университет. Но ни пять лет общаги, бессонные ночи, когда приходилось «калымить», разгружая вагоны, ни суровые университетские преподаватели его не сломили. Он оставался душой компании, обаятельным и красивым молодым человеком. Разве что суровая складка в уголках рта делалась с годами все жестче.