Выбрать главу

Лацкий почувствовал, как откуда-то из глубины поднимается волна леденящего ужаса. Теремок и не думал оставлять правую руку покойного Паровоза на свободе. Лацкого просто хорошо использовали. Построили его руками неплохой бизнес. А теперь хозяин заводов оказался ненужным. Лишним звеном в цепочке.

Он вспомнил, как настойчиво Теремок продвигал на ключевые посты в промышленной империи своих людей. Директора предприятий, входивших в «детище» Лацкого, были ставленниками «папы».

– Не хочешь сам уйти? – С притворным сожалением спросил Теремок. – Ну, так я на это и не рассчитывал. Живым ты будешь слишком уж гоношиться. Ты взобрался на вершину, дружок. Выше некуда, а ниже ты не захочешь. Валяйте, парни…

Звук негромких хлопков был последним, что услышал в своей жизни Лацкий.

– Ну, Алька, ну, ты человечище! – Школьный приятель Сережа Калинин с чувством обнял девушку. – Никто не верил. Никто! А ты смогла…

– Да, старушка, ты всех обломала, – заметил кто-то из толпы.

– Да разойдитесь вы! Что тут вам, цирк, что ли?! – Расталкивая всех локтями, к ней пробился Валера. – Что ж ты не дождалась меня, альпинистка? Я же просил!

– Извини, не удержалась, – буркнула она. – А тебя где носило?

– В пробке стоял, – отмахнулся он. – Ну, ты скажи – как?

Алька победно усмехнулась:

– Могу «на бис» исполнить. Только отдохну чуть-чуть.

– Не надо «на бис», – улыбнулся Калинин. – Валера, она молодчина! Взобралась-таки!

Алька поймала себя на том, что с ее лица не сходит торжествующая улыбка.

– Умница! – Хлопнул ее по плечу Валера. – Ну что, друзья, с меня причитается. Сегодня вечером сидим в кабаке. Наша альпинистка просто невозможное совершила!

Он задумчиво поскреб подбородок и добавил:

– Завтра направлю соответствующую заявку куда надо… Алька, на гинессовский рекорд это не тянет, но Федерация альпинизма просто обязана тебя отметить!

Аля уткнулась ему в плечо. По ее лицу катились слезы.

– Ну вот… Ты чего, маленькая? – В голосе тренера прорезалась несвойственная этому сдержанному человеку нежность. – Не плачь. Ты же победила, понимаешь? Победила!

Она всхлипнула:

– Знаешь… Победа – это всегда ступенька. К новой победе.

Безногая девушка с искалеченной левой рукой, где не хватало двух пальцев, с отвратительным шрамом, тянувшимся через все лицо, перечеркивая незрячий глаз, рыдала и в то же время гордо улыбалась.

… В этот момент, даже несмотря на свое уродство, она была ослепительно красива.

октябрь 2008, февраль 2009

Я умру сегодня

Она

Я умру сегодня.

Пятница, тринадцатое. Самый денек для того, чтобы свести счеты с жизнью.

Когда ты сама определяешь дату своей смерти, весь окружающий мир становится немножко иным… Ты совершенно по-другому чувствуешь запахи, слышишь музыку, смотришь на проходящих мимо людей.

Сколько раз, читая об этом в книгах, я невольно ставила себя на место главных героев. Что я буду делать? Попробую нечто запретное? Совершу самый безумный поступок в своей жизни? Или тихо сложу лапки и буду ждать неизбежного?

Ни то, ни другое, ни третье…

Жизнь продолжается. И хотя мне осталось жить не так много, я просыпаюсь, как обычно, в семь утра, с привычным раздражением здороваюсь с зеркалом («Сеструха, а мешки-то у тебя под глазами, ну, красава просто!»), иду ставить чайник.

Все как всегда. Утро как утро, такое же, как и сотни других.

Алюминиевый монстр конца прошлого века с насадкой-свистком в виде пастушка достался мне от родителей, когда я переехала на новую квартиру. Я так и не поменяла его на электрический чайник: в этом доме старая электропроводка и она не выдерживает такого напряжения. По этой же причине у меня нет микроволновки, нормальной стиральной машины и прочих бытовых мелочей, которые, при здравом рассмотрении, кажутся совсем не мелочами…

Но я как-то привыкла. Вообще, эта квартира, оставшаяся мне по наследству от двоюродной бабки, так и сохранила черты прошлого века. Я не захотела выбросить ни старые часы с тяжелым маятником и охрипшей кукушкой, ни коллекцию фарфоровых ангелочков, ни даже тяжелый сундук, где бабка хранила свои тряпки. Сундук так и остался стоять пустым. На ехидные вопросы подруг, что я там храню, привычно отшучивалась: «Скелеты любовников».

Хотя одного из них, последнего, я бы с большим удовольствием улицезрела бы в виде скелета.

Как это сейчас звучит… Последний любовник. Действительно последний. Разве что я сегодня умудрюсь покуролесить так от души, чтобы все прошедшие романы показались мелкими и незначительными.