Таджикистан стал прообразом будущих гражданских конфликтов, которые неминуемо должны были возникнуть в обществах с криминальной экономикой, повальным воровством, коррупцией, где преступные кланы, грабившие собственный народ, презирали сограждан, которые, в свою очередь, люто ненавидели обиравших их паразитов. Зачатки войны были в каждом обществе. Они проявились даже в Восточной Европе: на Украине президентам Кравчуку и Кучме пришлось лавировать между востоком, где преобладает русскоязычное население, и западом, где зарождается национальное самосознание. Они проникли даже в Молдавию, где Снегуру не удалось решить проблему Приднестровья, а следующий президент просто упустил власть из своих рук, и республика из президентской превратилась в парламентскую.
Но в Восточной Европе, втянутой в геоцентрическую орбиту интересов Запада и европейских структур, вопросы решались более цивилизованно, чем на Кавказе и в Средней Азии. Показателем в этом отношении была Россия, находящаяся и в Азии, и в Европе. С одной стороны, здесь дважды проводились выборы, пусть даже и не совсем корректные с точки зрения демократических норм. С другой стороны, именно в Москве был расстрелян собственный парламент, и выведенные на улицу танки били по зданию прямой наводкой.
И если трагедию в Москве демонстрировали телеканалы всего мира, то события в Таджикистане комментировались как факты, происходившие совсем в другой, «дикой» части света, где-то далеко, где находились неспокойный Афганистан и труднопредсказуемый Пакистан.
Задержанного, за которым Баширов устроил настоящую охоту, ввели в палатку и посадили на стул перед столом, за которым сидел полковник. Старший лейтенант взглянул на полковника, и тот молча кивнул ему, разрешая удалиться. Когда Баширов остался вдвоем с пленником, он поднял пистолет, показывая оружие задержанному.
— Давай сразу договоримся: без дурацких фокусов, иначе я тебя просто пристрелю.
— Кто ты такой? — спросил его задержанный, облизывая губы.
— А ты как думаешь? — спросил полковник.
— Смелый, — сказал задержанный, — и умный, — добавил он, чуть подумав, — я ведь шел сначала вверх по течению реки, а потом в горах хотел оторваться. А ты заранее туда собак высадил. Умный ты очень. Наверно, полковник или генерал.
— Хорошо соображаешь, Меликов, или мне называть тебя Мирзой, как тебя называли в горах Афганистана? Ты ведь бывший майор Советской Армии. Тебе тридцать восемь лет. Ушел с бандитами за границу в девяносто третьем. С тех пор там и сидишь. Три раза приходил к нам в гости. У тебя награды еще за прошлые войны. Продолжать или достаточно?..
— Хватит, — кивнул Меликов.
У него было заросшее густой щетиной, чуть опухшее удлиненное лицо. Крупный нос с горбинкой, кустистые брови, бритая голова. Внешне он ничем не отличался от тех боевиков и контрабандистов, которые ежедневно пытались перейти границу. Но полковник знал, что это обманчивое впечатление. Майор Меликов был одним из лучших специалистов по проведению террористических актов, ему не было равных на другой стороне. Именно поэтому прилетевший сюда Баширов приложил все свои силы, чтобы взять сидевшего перед ним человека живым.
— Я уже понял, что вам нужен, — сказал Меликов, — вы ведь меня «бережно» брали, старались не убить, даже собак отогнали, хотя одну я там положил сразу. Зачем я вам понадобился? Могли бы пристрелить, как собаку. Зачем вам со мной возиться?
— А русский язык ты еще не забыл, Меликов, — заметил полковник, — и акцента почти нет.
— Ты ведь все знаешь про меня, — хищно улыбнулся Меликов, показывая крупные зубы, — я ведь в Дербенте рос, в русской школе учился. Скажи, зачем ты за мной охотился? Я ведь чувствовал, что в меня вцепилась хорошая гончая собака. Не обижайся, но твои зубы я все время чувствовал.
— Может быть, — согласился Баширов, — ты ведь сам все понимаешь. Значит, нужен ты нам.
— И вы знали заранее, что я к вам приду, — продолжал Меликов. — Сведения оттуда получали? Тоже мне вояки. Я всегда говорил, что любой из них продаст меня за несколько долларов, которые ему заплатят. Вот и продали. А вы, наверно, им тоже платите, как и американцы. Поэтому они берут и у вас деньги, и у них. А потом ненавидят и вас, и их.
Он попытался изменить позу, но Баширов мгновенно поднял пистолет.
— Ты мою реакцию не проверяй, — на всякий случай посоветовал полковник, — если попытаешься встать со стула, получишь пулю в лоб. Сразу закончим разговор. Может, нам и не стоит его продолжать. Мирза, как ты думаешь? Давай, попробуй, встань со стула. Я жду…
Меликов смотрел на пистолет в руках полковника. Он понимал, что не успеет даже вскочить. Пуля попадет ему точно в голову. С трех метров этот человек не промахнется.
— Не нужно, — прохрипел он, — убери пистолет. Я не буду вставать. И скажи, что тебе нужно.
— Так лучше. — сказал Баширов, убирая пистолет. — я тлю, что твоя группа шла в Ташкент готовить террористический акт. Я даже не стану уточнять, где и когда. Все члены твоей группы убиты. Все, кроме тебя. Но для своих ты тоже убит. Мы уже передали сообщения, что на границе погибли четверо неизвестных, которые пытались прорваться в районе Пянджа. Поэтому для всех ты мертвец. Для всех, кроме меня.
Пленник нахмурился. Он чувствовал в словах говорившего силу. Он давно не беседовал с такими сильными людьми.
— Для всего мира ты убит, — продолжал Баширов, — а я хочу предложить тебе новую работу, новое имя, новый паспорт. Если мы договоримся, то ты можешь уехать куда захочешь — с новым паспортом. Если нет… Тогда твой труп завтра выдадут афганцам. Твой настоящий труп, Меликов, а не другой, которым мы завтра тебя заменим.
— Что ты хочешь? — спросил Меликов. — Не тяни.
— Ты ведь лучший специалист по террористическим актам? Мне нужно, чтобы ты один раз продемонстрировал свое мастерство. Только один раз, и, возможно, мы сохраним тебе жизнь.
— Ты хочешь, чтобы я работал на вас?! — изумился Меликов. — Ты будешь мне доверять?
— Никогда в жизни, — усмехнулся полковник, — но мы можем воспользоваться твоим опытом. И твоим мастерством.
— Зачем вам новые теракты в Ташкенте? — недоверчиво спросил Меликов. — Или вы хотите убрать Каримова? Он вас не устраивает? Стал слишком самостоятельным?
— Мышление питекантропа, — поморщился Баширов, — я думал, кроме мастерства у тебя ничего не осталось. Горный воздух прочищает мозги, и они у тебя сейчас, как у чабана.
— Значит, не Каримов, — понял Меликов, — значит, не он. Вы хотите здесь устранить Имамали Рахмонова и свалить все на нас? Хотите нашими руками?
Он увидел презрительное выражение на лице полковника и понял, что ошибся во второй раз. Меликов замолчал, прикусив разбитую губу. Он размышлял почти минуту. И неожиданно, вздрогнув, спросил:
— Я нужен вам в Москве?
— Может быть, — сказал полковник, — в любом случае мы должны договориться сегодня и здесь. Если тебя устраивают мои предложения, ты соглашаешься и летишь со мной. Получишь отсрочку от смерти. Иначе я выдам тебя таджикам, а они с тобой долго церемониться не будут. Или тебе больше нравятся узбекские тюрьмы? Если не хочешь в тюрьму… всегда можно умереть героем. Ты хочешь умереть героем?
Молчание длилось долго. Десять секунд, пятнадцать, двадцать. Наконец Меликов облизнул губы и сказал:
— Не хочу.
— Тогда будем работать, — кивнул Баширов, — и учти, что сегодня мы вылетаем в Ташкент. По дороге я тебе все объясню. Только одно непременное условие. При малейшей попытке побега ты получаешь пулю в лоб. Или в спину. Охране приказано стрелять на поражение.
— Этого ты мог бы мне не говорить. Не маленький, сам догадался.
— Тогда договорились, и учти, что с этой секунды я должен знать о тебе все, даже твои сны, чтобы в случае необходимости контролировать и их. Голубев, — крикнул Баширов кому-то, стоявшему рядом с палаткой, — можешь войти.