Должен отдать Люси должное: она всячески старалась помочь мне, но ее штанишки (будь они трижды прокляты!) встали неодолимым препятствием на моем пути, и мне ничего не оставалось, как признать свое поражение. Действительно, еще немного, и я бы неизбежно наткнулся на них, и что потом? Это соображение, а также то обстоятельство, что Люси от возбуждения то краснела, то бледнела и вот-вот готова была потерять контроль над собой, заставило меня приостановить мои попытки.
Я уже предвкушал плоды своей победы – ради этого стоило немного подождать! – и при одной мысли об очаровательном маленьком гнездышке, спрятанном между этих трепещущих бедер, кровь моя струилась по жилам все быстрее и быстрее; что до Люси, то по тому, как она вся дрожала, легко было догадаться, что выдержка дается ей с большим трудом, а необходимость всячески сдерживать себя в присутствии окружающих и вовсе не доставляет ей радости. У меня были все основания думать подобным образом, ибо носок мой сильно увлажнился, что, чувствовал я, было вызвано не только путом, поэтому мне стало даже немного жаль эту девушку из-за того, что я так раздразнил ее.
В это время подали ветчину и жареную дичь, чему я был немало удивлен, ибо считал, что бедный католической священник такого себе позволить не может. Белое французское вино, поданное к лососине, было выше всяких похвал, а шампанское, прозрачное и искристое, сопровождавшее последние блюда, подействовало на меня более чем возбуждающе.
Кстати, поскольку этот обед в узком кругу может представлять особый интерес для людей неискушенных, я упомяну об еще одном странном обстоятельстве, объясняющим многое из того, что произошло потом.
Когда шампанское первый раз было разлито по бокалам и еще никто не успел пригубить его, отец Питер подошел к небольшому буфету, извлек оттуда бутыль необычной формы с какой-то жидкостью и добавил из нее несколько капель в каждый бокал.
– Это бальзам Пинеро, – сказал он мне. – Вы и одна из дам обедаете у меня впервые, поэтому вам еще не довелось попробовать этого напитка, так как он почти не известен в Англии. Его производит одна итальянская компания, и его рецепт изобрели предки ее нынешних владельцев. Свойства этого напитка поистине великолепны и многообразны. Но главное в том, что он возвращает молодость, и те из нас, кто немало попутешествовал по миру, кто исколесил его вдоль и поперек и с годами устал от всех и всяческих передвижений, несомненно, воздадут должное восстанавливающим свойствам этого напитка.
Священник, которому не откажешь в известном лукавстве, модуляциями своего голоса совершенно недвусмысленно давал понять, на что именно он намекал своей тирадой, и хотя напиток, смешанный с шампанским, не имел никакого вкуса, его воздействие на всех вскоре стало заметным.
Под занавес этого пиршества подали жареных утят, а затем их сменили пудинг Нессельроде и конфитюр Нуайе. После короткой молитвы на латыни, одной из самых немногословных, какие мне только доводилось слышать, дамы удалились наверх, в гостиную, откуда вскоре раздались звуки рояля; мы же тем временем поднялись, чтобы дать слугам возможность убрать со стола.
Главной моей заботой в тот момент были брюки; к счастью, мне удалось искусно спрятать свидетельства моей страсти с помощью носового платка, а снятую туфлю я удачно объяснил застарелой мозолью.
5. Краткая история бичевания
– Джентльмены, – сказал монсеньор, закуривая ароматную сигарету (ведь все священники, которым постоянно приходятся использовать кадило, любят запахи ароматных благовоний), – прежде всего позвольте мне выразить надежду, что обед вам всем понравился. А теперь, Дево, я полагаю, ваш друг не будет шокирован, если мы посвятим его в те таинства, которыми мы скрашиваем немногие часы досуга, остающиеся после праведных дел на благо церкви. Не правда ли, Бонифаций?
Бонифаций, который был не столь искусен в тонком деле ведения светской беседы, как отец Питер, громко расхохотался.
– Я полагаю, монсеньор, что мистер Сминтон знает о бичевании не меньше нас.
– Позвольте вас уверить, что я об этом не знаю абсолютно ничего, – сказал я, – хотя, на мой взгляд, неведение еще не есть преступление.
– Ну что ж, сэр, – сказал монсеньор, откинувшись на спинку стула, – что касается искусства бичевания, то об этом предмете, говорю это не без гордости, я могу рассуждать с компетентностью, равной которой нет в Европе. Можете не сомневаться: отнюдь не самомнение побуждает меня утверждать, что в последние десять лет я, получая неплохое вспомоществование от Святой Консистории в Риме, провел самое тщательное исследование этого вопроса. В этом письменном столе, – продолжал он, указывая на стол перед собой, – находятся шестнадцать фолиантов, содержащих результаты кропотливой работы, в которой мне помогали братья всех святых орденов нашей матери-церкви. Хочу также мимоходом заметить, что присутствующие здесь почтенный доктор Прайс и отец Бонифаций внесли в это дело свой вклад, основанный на собственном богатом опыте. Они откорректировали и сделали аннотации ко многим главам, посвященным новейшим открытиям. Ведь бичевание, мистер Сминтон, будучи искусством, не только каждый день привлекает новых учеников и приверженцев, но и совершенствуется – не проходит и месяца, чтобы наш уже и без того обширный архив не пополнялся новыми сведениями.