– Но никто так и не победил, – сказал я.
На долю секунды, когда он посмотрел на меня, я увидел, как в этой высохшей оболочке тела что-то свернулось и залихорадило. Затем президент Бернхем снова расслабился в своем кресле.
– Никто, – сказал он со смешком. – Никто не победил. На самом деле я думаю, что можно с уверенностью утверждать, что мы все проиграли. – Затем: – Кранч Юнайтед© наводнил рынок даймофосфилазой с целью получения прибыли, но ему удалось лишь сделать ее практически бесполезной, что, конечно, породило целое поколение даймоманов. Когда в компании не оставалось денег, отец использовал казначейство как личную копилку. Он пообещал претенденту на победу половину бюджета Соединенных Штатов. Ты слышал об Альберте Коуэлле?
Я едва не рассказал ему, что все утро мне по ушам ездила говорящая скотина, и все благодаря Альберту Коуэллу. Но я только кивнул головой.
– Его называют Волшебником Западного побережья. Он блестящий человек и друг Корпорации – добрый друг, несмотря на внешность. – Он посмотрел мне в глаза, чтобы убедиться, что я понял подтекст: друг, натурализовавшийся в стране, которая была крупнейшим конкурентом Федеральной Корпорации на международной арене, может быть даже агентом. – Вообще, он и правда подобрался очень близко. Ему удалось провести пересадку мозга между приматами, хотя и не без последствий. Но этого было мало, да и слишком поздно… – Улыбка президента стала уже. – Ты знаешь, что случилось потом, Траки?
– Конечно, – ответил я. – Это и было началом распада страны.
Он с таким энтузиазмом задвигал головой вверх и вниз, что мне казалось, он может разломить свою веретенообразную шею надвое.
– Да. Да, именно. Вся страна развалилась на части. Более двухсот пятидесяти лет истории сведены на нет в ходе Гонки за вечность.
Он резко развернулся и на мягких резиновых шинах двинулся зигзагом к окнам, в мою сторону. Несмотря на то, что он не носил визора, он перемещался по офису с легкостью, срезая путь влево и вправо, проходя всего в дюймах от мебели. Меня пробрал нервный трепет: должно быть, он был подключен к нелегальной версии МыслеЧипа™[31]. Они были невероятно дорогими, и их практически невозможно было раздобыть, эти чипы были запатентованы экспериментальной технологической компанией незадолго до распада. Несмотря на то, что Федеральная Корпорация недавно сумела украсть эту технологию, я никогда не видел ее в реальной жизни.
Внезапно рабочий стол и закольцованные рекламные ролики на нем исчезли. К горлу подступила тошнота: Я даже не представлял себе, как высоко мы находимся.
Затем до меня дошло, что окна демонстрировали не естественный вид сверху, а интерактивную голограмму, изображающую город таким, каким он выглядел до начала истории, ДР[32], когда это место все еще называлось Литл-Рок. Графика была сумасшедшей. Вокруг ходили люди, и все такое, и стояли старомодные авто, которые могли общаться, только сигналя друг другу.
– Мой отец сбежал вместе с Уитни Хеллер. После всего, что было, он все еще пытался ее спасти. – Судя по тому, как дрогнул голос, когда он произнес имя Хеллер, я понял, что он знает: она была единственным человеком во всем мире, на которого его отцу было не насрать. – Я отправился с ними, – добавил он. – К счастью, я мало что об этом помню. Небольшое самопожертвование может далеко завести. Все, что я помню, это запах гари и как солнце покраснело за завесой пепла. – Он прочистил горло. – Говорят, он направлялся к Альберту Коуэллу, чтобы убедить его попробовать произвести обмен мозгами, несмотря на риск.
Я вспомнил о том, что рассказал мне козел: когда произошел разлом, Марк К. Бернхем был расплющен мусоровозом всего в нескольких милях от военной базы «Лагуна-Хонда», где у Коуэлла была лаборатория. Все сходилось. Но я понятия не имел, зачем он мне все это рассказывает.
Я прочистил горло.
– Простите, – сказал я, – но я все еще не понимаю, зачем я здесь. Все это было до моего рождения…
Я умолк, потому что он засмеялся. Это был самый странный смех, который я когда-либо слышал: словно он оплакивал мертвого грызуна. Плохое предчувствие языком скользнуло по моему спинному мозгу.
Наконец он взял себя в руки и повернулся ко мне лицом.
– Как раз в этом ты ошибаешься. Видишь ли, гонка никогда не заканчивалась. Она просто ушла в подполье. – Подсвеченный меняющимся пейзажем утраченного мира, он был не более чем тенью, наряду с еще более мрачной тенью, а также узкой прорехой во мраке, которая обозначала его глаза. – И совсем недавно мы выявили победителя.