Я знал, что Первый Централ был завернут в химзащиту, чтобы не допустить даже малейшего дуновения естественной среды, но, даже несмотря на это, чувствовал, что пыльная буря задувает мне прямо в мозг. Я не мог ясно мыслить.
– Но разве это не хорошо?
– Только в теории. На практике вся информация должна проходить через единый центральный сервер, где будет преобразована и перераспределена. Это означает, что ее можно собрать, затереть или даже перенаправить. – Теперь подергивание Бернхема распространилось до самого лица и исказило его рот в череде гримас. – Даже тогда мы не слишком беспокоились – пока не узнали, как именно технология загружается в мозг. Видишь ли, Траки, те же самые средства защиты, которые делали МыслеЧипы™ столь трудными для пиратства, являлись также одним из недостатков: они были чрезвычайно сложными и, следовательно, очень дорогими и трудными для производства en masse[33]. Но Рафикова, должно быть, сама это поняла и нашла способ обойти это ограничение.
Мне стало искренне любопытно.
– Как именно?
– Синтетические вирусы, – сказал он как ни в чем не бывало. – Поставляемый в виде одной таблетки вирус внедряется в мозг, реплицируется вдоль участков нейронной активности и передает информацию об активности обратно на сервер.
Идея была безумной и чертовски гениальной.
– Значит, Рафикова качает по каналам туда-сюда разные мозги? И все, что тебе нужно сделать, чтобы присоединиться, это принять таблетку? – Я бы сказал, что она, вероятно, была своего рода врагом общества, но про себя прикидывал, как бы мне раздобыть дозу у местных аферистов в следующий раз, когда они будут в нашем городе проездом.
Президент Бернхем выглядел так, будто точно знал, о чем я думаю, и не был этому рад.
– Поправка: она качала по каналам туда-сюда мозги через портал, и все, что нужно было сделать, чтобы присоединиться, – это принять таблетку. Но, как видишь, даже здесь есть ограничение: это дело добровольное. Ты можешь выбирать, принять таблетку или нет.
Плохое предчувствие начало скручивать мне внутренности, как будто осколок, оставшийся там, пытался выбраться из моего тонкого кишечника.
– Но представь себе, а что если существует и другой способ. Более простой способ. Представь, что ты мог бы внедрить этот нейронный вирус, этот код, в мозги людей даже без их согласия. Представь, что ты мог бы распространять его без их ведома. Представь себе, что ты мог бы доставить его прямо в мозг огромного количества людей через каналы распределения, которые уже существуют, и никто не узнает, что ты им на самом деле даешь?
У меня во рту было так сухо, что язык казался дерьмом, прилипшим к туалетной бумаге.
– Не хотите ли вы сказать… – я не смог договорить.
Он наклонился вперед, так близко, что я почувствовал, как его слова волнами звука разбиваются о мое лицо.
– Скажи мне, ты не заметил ничего странного в твоем друге Билли Лу, когда он штурмовал Производственный отдел № 22, чтобы на прощание хлопнуть дверью?
Я вспомнил, как из зрачков Билли Лу потекла чернота, заполняя его глаза. В панике я сглотнул комок в горле. Я бы отдал правое яйцо, только бы выпить немного воды, даже той мутной, что течет из-под крана на Пригорке, от которой несколько дней сводит живот, если только не бросить в нее таблетку хлора.
«Они охотятся за нашими головами, – сказал он. – Совсем скоро они заполучат наши головы».
– По-вашему, Рафикова внедрила компьютерный код в ознобин? – спросил я.
– Все гораздо хуже, – сказал он прямо. – Она добавляет его в «Прыг-Скок».
Я покачал головой. Я никогда о таком слышал.
– «Прыг-Скок», «Трясун», «Спец-Д», «Гипер-Движ». Он появился на наших радарах несколько месяцев назад. Сперва потребитель испытывает эйфорию. Это заставляет его чувствовать себя непобедимым и увеличивает болевой порог в десять раз, поэтому он может выдерживать уровни насилия и травмы, которые просто покалечили бы любого другого. Это уже хорошо, потому что, вместе с тем, он становится очень, очень жестоким. – Бернхем улыбнулся так, словно между зубами у него была зажата бритва. – О, и он также сбрасывает некое вирусное программное обеспечение прямо в лобную долю, где оно начинает размножаться по всему огромному лабиринту нейронов.
Я не понимал больше половины слов, которые он использовал. Но я достаточно хорошо понял основную мысль: Яна Рафикова внедряла код в нюхательный наркотик, еще более сильный, чем ознобин.