Ее плечи пульсировали от недавнего напряжения. Усталость и замешательство отзывались тяжестью в руках, и она с трудом держала их на весу. Стиснув зубы, Линден заставить себя постучать в дверь еще раз.
Внезапно она услышала звуки шагов. Они исходили из глубины дома и быстро приближались. В них ощущалось сердитое недовольство потревоженного отшельника.
Дверь распахнулась, и перед ней предстал худощавый сорокалетний мужчина в потертых джинсах и измятой тенниске. Он был выше ее на несколько дюймов. Узкий рот на строгом лице навевал безрадостные мысли о каменной скрижали. Щеки и лоб бороздили морщины страданий, а покрасневшие глаза походили на угольки, способные обжечь. Волосы у висков серебрила седина, но, судя по всему, его состарили мысли, а не время.
Он выглядел усталым и истощенным. Линден автоматически отметила красноту его век и глазных яблок, анемичную бледность кожи и лихорадочную порывистость движений. Подобные симптомы указывали либо на серьезную болезнь, либо на длительное и сильное потрясение.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но Кавинант не дал произнести ей ни слова. Взглянув на нее исподлобья, он мрачно прорычал:
– Когда мне нужны посетители, черт бы вас побрал, я выставляю знак!
А потом дверь захлопнулась перед ее носом.
Линден медленно повернулась и недоуменно посмотрела на яркие полосы заката. В одно мгновение ее неуверенность превратилась в неудержимый гнев. Она снова заколотила в дверь с такой силой, что дерево загрохотало по косяку.
Он вышел к ней, и его голос наполнился холодной язвительностью:
– Если вы не понимаете человеческого языка, я… Она встретила его взгляд с саркастической усмешкой.
– Неужели вы не можете установить электрический звонок или, на худой конец, колокольчик?
Ее вызывающий тон заставил Кавинанта замолчать. Сузив глаза, он осмотрел Линден с ног до головы, словно пытался оценить ту опасность, которую она собою представляла.
– Я вижу, вы уже знаете о моей болезни, – сказал он более спокойным голосом. – Тогда вам не нужно никаких предупреждений.
Она кивнула.
– Меня зовут Линден Эвери. Я врач.
– Похоже, вы не боитесь прокаженных. Его сарказм напоминал по тяжести дубину, но она противопоставила ему свою иронию.
– Если бы я боялась больных людей, то не работала бы врачом.
В его сердитом взгляде читалось недоверие.
– Я врача не вызывал! – отрывисто ответил он. Дверь снова начала закрываться.
– Тогда вы действительно один из тех, кого следует бояться! – язвительно выкрикнула Линден.
Лицо Кавинанта потемнело. Четко выговаривая каждое слово, словно оттачивая острый кинжал, он произнес:
– Что вам угодно, доктор?
Его волевой напор имел почти осязаемую силу. К своему стыду, она не находила ответа. Второй раз за этот вечер ее удерживал взгляд, которому она не могла сопротивляться. Линден почувствовала, что краснеет. Рука сжимала книгу – единственный предлог для разговора. Но она торопливо спрятала томик за спину, не желая повторять ту ложь, которой снабдил ее доктор Биренфорд. У нее не было ответа. Теперь она видела, что Кавинанту требовалась помощь. Однако он ее не просил. Что же ей еще оставалось делать?
Ощутив внезапный проблеск озарения, она отбросила сомнения и робость:
– Тот старик сказал мне: “Будь честной”. Его реакция могла бы напугать любого. В глазах Кавинанта появился страх, окрашенный удивлением и обидой. Плечи обвисли, рот приоткрылся. Он вышел на крыльцо, захлопнул за собою дверь и, едва сдерживая ярость, настойчиво спросил:
– Что за старик?
Линден встретила его натиск твердо и спокойно:
– Пожилой мужчина в грязно-желтой мантии. Он внезапно возник у столба в конце грунтовой дороги, и, как только я увидела его, с ним случился сердечный приступ.
На миг ее горло сжала ледяная рука сомнений. Слишком уж быстро и легко старик пришел в себя после обморока. А что если он просто притворялся? Но это невозможно! Его сердце действительно остановилось.
– Мне пришлось здорово потрудиться, чтобы спасти старика. А потом он встал и ушел.
Воинственность Кавинанта рухнула, как взорванная крепость. Он смотрел на нее с ужасом и надеждой, словно тонул в зыбучем песке. Его кулаки судорожно сжимались и разжимались. Взглянув на правую руку Кавинанта, Линден впервые заметила отсутствие двух последних пальцев. На том, что осталось от безымянного, блестело обручальное кольцо из белого золота.
– Значит, все-таки ушел? – прошептал он дрожащим голосом.
– Да.
– Старик в грязно-желтой мантии?
– Да.
– После того как вы его спасли? Линден кивнула.
Солнце зашло за горизонт, и сумерки смягчили морщины на лице Кавинанта.
– Что он сказал?
– Я уже говорила об этом. Он посоветовал мне быть честной.
Ее нерешительность постепенно превращалась в нетерпение.
– И старик посоветовал это именно вам?
– Да!
Кавинант ошеломленно смотрел на ее лицо.
– О пламя ада! – Он сгорбился, словно нес на плечах тяжелую ношу. – Господи, сжалься надо мной! Я не вынесу этого!
Он отвернулся к двери, открыл ее и на миг остановился.
– Но почему вы? Вы, а не я?
Огорченно махнув рукой, Кавинант вошел в дом, и дверь за ним затворилась. Линден осталась стоять на крыльце, словно девочка, о которой все забыли.
Внезапно ей захотелось что-то сделать, совершить какой-нибудь поступок, который вернул бы ее в знакомый мир. Она торопливо подошла к машине и, сев за руль, попыталась стряхнуть с себя ошеломление.
Почему вы?
Что за странный вопрос? Она была врачом, и старик нуждался в помощи. Это же так просто и понятно. Или Кавинант имел в виду что-то другое?
Она вспомнила, что старик произнес еще одну фразу. Кроме “Будь честной” он сказал: “Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя”.
Неужели загадочный мужчина говорил о Кавинанте? Что если из благодарности он пытался предупредить ее о какой-то опасности? Может, старик был как-то связан с писателем и между ними существовали свои личные дела? Но какое отношение они имели к ней?
Нет, никто не мог сымитировать остановку сердца!
Она подвела итог своим запутанным рассуждениям. В целом ситуация выглядела бессмысленной. Вне всяких сомнений, Кавинант узнал старика по ее описанию. И судя по всему, его психическая нестабильность подразумевала серьезную проблему.
Почувствовав под руками рулевое колесо, Линден успокоилась. Она завела машину и начала подавать назад для разворота. Страх и неуверенность сменились раздражением. Она не могла понять доктора Биренфорда, который отказался обсуждать с ней проблему больного человека – проблему, требовавшую неотложного решения. Сумерки сгущались. Грунтовая дорога промелькнула в свете фар, и Линден, переключив скорость, закончила разворот.
Крик, похожий на звон разбитого стекла, заставил ее остановиться. Он проник сквозь гул мотора, и отголоски этого жуткого вопля завибрировали в лабиринтах ее ума. Так могла кричать только безумная женщина, которую ввергли в агонию боли. И крик доносился из дома Кавинанта.
Линден вышла из машины и замерла на месте, напряженно вслушиваясь в тишину. Вопль больше не повторялся. В нескольких окнах горел свет, но тени в них оставались неподвижными. Она не слышала ни ударов, ни звуков насилия. В вечерней мгле раздавался лишь тихий свист ее взволнованного дыхания. Она хотела побежать к дому, но ею овладела нерешительность.
Что же делать? Заставить Кавинанта открыть дверь? Потребовать от него ответа? Или просто уехать? Она уже столкнулась с его враждебностью. Да и какое право она имела вламываться в чужой дом…
Но о каких правах могла идти речь, если он терзал и мучил там какую-то женщину? Хотя откуда ей об этом знать? Доктор Биренфорд говорил о медицинской проблеме, а не садизме. Доктор Биренфорд…
Шепотом выругавшись, она запрыгнула в машину, вдавила в пол педаль газа и помчалась вперед под хруст гравия и комьев глины. Через две минуты Линден свернула на шоссе, еще через десять – добралась до городских окраин и, сбавив скорость, начала вглядываться в каждый дорожный указатель.