- Я живу, чтобы исцелять других. Медицина стала для меня целью жизни. Вот почему я добилась степени доктора. И вот почему мне невыносимо это Зло. Я не могу исцелить его. Мне неподвластны порочные сердца. Я не могу вылечить даже собственную душу.
Ему очень хотелось понять ее боль. Но Линден хранила свое прошлое за семью замками. В ее глазах мерцали отблески огня, как эхо мольбы и скорби. Кавинант еще раз удивился тому, как мало он знал о своей спутнице. Отгоняя неуверенность, он постарался ободрить ее:
- Все будет хорошо. Мы отыщем Первое Дерево. Великаны знают, кого можно спросить о нем. Когда я сделаю новый Посох Закона, ты сможешь вернуться домой. Твоя мечта исполнится. И ты снова будешь лечить людей.
Она отвернулась, как будто ожидала другого ответа. Прошло не меньше минуты, прежде чем Линден заговорила вновь:
- Ты думаешь, они помогут нам? Морской Мечтатель не хочет этого. Я знаю его мысли. Глаз Земли чем-то похож на мои чувства. Страна для него как большая рана на сердце, и она все время кровоточит. Расстояние не играет роли. Солнечный Яд разъедает его нутро. Он горит желанием встретиться с ним в поединке. Сразиться со Злом! Покончить с тем, что терзает его душу! И Первая верит ему. Неужели ты думаешь, что тебе удастся переубедить ее?
- Да. - А что еще он мог ответить? Кавинант успокаивал ее обещанием, которое считал почти невыполнимым. Но у него не оставалось другого выбора. - Постараюсь что-нибудь придумать, хотя, наверное, ей это не понравится.
Она кивнула и снова повернулась к костру, как будто искала в себе остатки отваги. Впрочем, Линден с детства привыкла полагаться только на саму себя.
- Я не хочу возвращаться в Солнечный Яд. - Ее голос перешел на едва уловимый шепот. - Я не вернусь туда. Ни за что не вернусь!
Ему хотелось сказать: "Тебе и не надо будет возвращаться". Но он боялся давать ей такое обещание. Морэм говорил:
"Цель поиска окажется не такой, какой ты будешь ее себе представлять. В конце концов тебе придется вернуться в Страну." Окажется иной... Что он имел в виду - Первое Дерево или Посох Закона?
Разговор оборвался. Слова Линден, словно тяжелый груз, легли ему на плечи. Он побрел назад, к своему одеялу, и лег, завернувшись в мрачные предчувствия. Чуть позже усталость затащила его в сон.
***
На следующее утро, едва рассвет засверкал на росе пленительно прекрасных холмов, отряд направился к Прибрежью.
Несмотря на шаткую походку Кавинанта, они быстро поднялись по склону высокого холма и остановились на вершине, чтобы полюбоваться восходом солнца и обширным регионом, который некогда был родиной Идущего-За-Пеной. Бодрящий ветер овевал их лица. В воздухе пахло морем и осенью, которая надвигалась на прекрасную страну Прибрежья.
Ниже, у основания холмов, гнездились рощи. Во всем своем величии блистали золотни; дубы и клены желтели в осеннем уборе. А за рощами виднелись холмистые пастбища, расцвеченные последними красками лета.
Увидев Прибрежье, Кавинант почувствовал себя безжизненным трупом. Последний раз он встречал подобную красоту на холмах Анделейна. Усталое тело казалось грузным и онемевшим от яда. Кольцо на правой руке напоминало об ампутации, которая, помимо пальцев, лишила его всех ответов на свои сомнения. А в Ревелстоуне по-прежнему убивали невинных мужчин и женщин, питая их кровью Солнечный Яд. И пока это преступление продолжалось, ни одно место в мире не могло быть для него воистину прекрасным.
Тем не менее он удивился, заметив разочарование на лицах Сандера и Холлиан. Они смотрели на осень с таким же опасением, как и на холмы Анделейна. Красота природы была для них соблазнительной и коварной песней сирены или, вернее, роковой болезнью, которая вела к безумию. Их приучили видеть угрозу в гармонии Земли. Они чувствовали себя здесь чужими, потому что Лорд Фоул осквернил не только природу - он лишил людей их изначальной способности наслаждаться красотой. И вновь Кавинант подумал о них как о больных проказой.
Однако остальные испытывали радость и восторг. На лице Первой появилась мягкая улыбка. Красавчик тихо смеялся, словно не мог вместить в искалеченную грудь такого большого счастья. Грусть Морского Мечтателя превратилась в печаль ностальгии. Харучаи застыли в напряженных позах, как будто отдавали дань уважения тому гордому народу, который некогда обитал в Прибрежье. Линден смотрела на рассвет и осень с неописуемой любовью. И только Вейн оставался безучастным. Казалось, что во всем мире не нашлось бы такой вещи, которая могла бы встревожить юр-вайла.
В конце концов Первая нарушила долгое молчание:
- Давайте двинемся в путь. Мое сердце горит желанием увидеть город, который Великаны назвали Печалью.
Красавчик засмеялся, но его смех, как крик пустельги, был и радостным, и до боли несчастным. Он зашагал вниз по склону навстречу утреннему солнцу. Кир и Хигром последовали за ним. Первая положила руку на плечо Морского Мечтателя, и тот двинулся вперед, как колосс из печали и камня. Сандер тревожно нахмурился, а Холлиан прикусила нижнюю губу. Они настороженно пошли следом за Великанами в сопровождении Стилла и Герна. Кавинант ковылял позади, растеряв прочность духа и смелость. Спускаясь к ближайшей роще, Красавчик запел печальным и хриплым голосом, которым обычно исполняют погребальные песни. Но он пел от чистого сердца, и мелодия звучала как звуки труб и скрежет мачт. В ней слышались волны и ветер; в ней чувствовались соленый пот и победа над болью. Он пел балладу древних мореходов:
Пусть разбиваются о берег буруны;
Пусть скалы граничат с морем и травой,
И с голыми утесами, истерзанными бурей;
Пусть холод пронзает глубины льдом;
Пусть ветер взметает волны в небо,
И жалит, жалит болью наши сердца
Ничто не нарушит равновесия Моря и Камня.
Скалы и волны Дома выдержат все.
Мы, Великаны, рождены для жизни и странствий
И поэтому плывем туда, куда зовут нас мечты.
Пусть мир немыслимо широк,
И океан огромен, как время:
Пусть наши пути порой кончаются неудачей,
И лучшие друзья теряются во льдах
И уплывают в вечность.
И скитания, скитания становятся судьбой