Это поразительно, можно провести недели и месяцы с человеком и остаться совершенно слепым к его истинной сущности. Дом же одним предложением описал полностью сущность Роба. Я не видела ничего этого, потому что искренне верила, что мы работаем ради общего блага, но теперь я так не уверена.
Получается, что Роб и я бандиты? Мы угрожаем простым, трудолюбивым людям, которые отложили что-то на старость под матрас, не желая зависеть от своих детей, покупающим им самое необходимое, как я своим бедным родителям, а мы угрожаем им лишением свободы и заставляем платить. Имеем доступ к их банковским счетам и требуем с них их же кровные деньги. Мы делаем это потому, что обладаем правом, властью. А транснациональным корпорациям, богачам, имеющим «старые деньги» семьи, которые лежат в неприкасаемых целевых фондах, мы позволяем уйти от оплаты налогов или же заплатить просто смехотворную суммы.
Да. Думаю, в этом и состоит горькая правда — мы на самом деле бессовестные бандиты.
Все эти мысли последнее время очень беспокоят меня, но я не делюсь ими с Домом. Я слегка пожимаю плечами и говорю:
— Просто попроси Найджела быть осторожным. Роб может быть очень мстительным.
— Ты слышала о тех отчаянных бухгалтерах в транснациональных корпорациях?
Я навостряю уши.
— Нуууу, да...
— Мы переманили Найджела у них. Интересно посмотреть, как Роб столкнется с Найджелом. Интересно, хотя бы с той точки зрения, стоит ли мой бухгалтер той огромной зарплаты, которую я ему плачу.
Я не успеваю ему ответить, поскольку у моей двери маячит парковщик. К моему удивлению, он ничего не высказывает Дому, как другим водителям. Вместо этого, дрожащим от волнения голосом спрашивает:
— И как быстро может ехать такая красота?
— Я никогда не гнал больше ста пятидесяти миль в час, — говорит Дом.
Человек восхищенно качает головой, и его глаза с умилением осматривают плавные изгибы автомобиля.
— Она прекрасна, парень. Я бы обменял свою жену на такую машину.
Дом смеется, целует подушечки пальцей и запускает двигатель. Парковщик наблюдает за нами с мечтательным выражением на лице.
— Куда мы едем? — повышая голос спрашиваю я, пытаясь перекрыть шум.
— Ко мне домой, — отвечает он.
* * *
Мы заезжаем в подземный гараж в шикарном доме в Челси, идем в лифт, пахнущий дезинфекцией. Мы оба смотрим на свое отражение в блестящей двери, пока молча поднимаемся наверх. На этаже всего две квартиры, его одна из них. Как только он открывает дверь, я с восхищением говорю: «Вау». Стены стеклянные и вид захватывает дух.
— Боже мой! Ты можешь обозревать окрестности через реку на много миль.
Он бросает ключи в металлический контейнер, в виде листьев на серванте, пока я оглядываюсь по сторонам. Эту квартиру можно запросто представлять в дизайнерских журналах. Ни пятнышка, ни царапинки или потертости, нигде, роскошная мебель, подобранная по цвету, одно или два ярких пятна, натертый пол просто блестит, и ваза с фруктами заканчивает весь интерьер на журнальном столике.
— Неужели здесь кто-то живет?
Он странно на меня смотрит.
— Я здесь живу.
— Ну, тогда у тебя должно быть офигенная уборщица.
— Я скажу Марии, как ты про нее выразилась, — с ухмылкой говорит он.
Я глуповато в ответ улыбаюсь.
— Пошли. Я покажу тебе балкон, — говорит он, и мы пересекаем обширное пустое пространство. Наши шаги эхом отдаются в ультра-современной квартире. Он открывает высокие стеклянные двери, и я выхожу наружу.
— Восхитительно, — восклицаю я, глядя на город, купающийся в лучах вечернего солнца.
— Да, не так ли? Когда уже живешь здесь, начинаешь забывать, какой прекрасный вид отсюда открывается.
— Ты такой счастливый, — искренне говорю я.
Его лицо становится непроницаемым.
— Пока еще слишком рано так говорить, — загадочно отвечает он.
— Нет, ты действительно счастливее тех детей, которые живут на мусорных свалках на Филиппинах, и рабов в Китае и Индии, и всех бомжей в Лондоне.
Он смотрит на меня возвышаясь сверху вниз и молчит. Потом убирает пальцем локон моих волос, который ветер бросил мне в лицо, и пробегает вниз по щеке, и я с трудом противостою желанию потереться о его руку, как щенок. Слава Богу, он убирает руку, прежде чем я совершу то, о чем буду вечно жалеть.
— Иногда можно быть более счастливом на свалке, чем во дворце, — говорит он.
— Ты на самом деле веришь в это?