Она отрицательно качает головой и своими натруженными руками сжимает мне колено.
— Нет, я рада за тебя. Ты хороший человек и заслуживаешь быть счастливым.
Я накрываю ее руку свой.
— Знаешь, это как песня Питбуля? — спрашивает она.
Я слегка улыбаюсь.
— Питбуля?
— Да, такой мужчина с лысой головой.
— Ты слушаешь Питбуля? — с удивлением интересуюсь я.
— Моя внучка слушает.
— У Марко есть дочь?
— У него трое детей — два мальчика и девочка. Они — вся моя жизнь. Питбуль поет песню Give Me Everything Tonight. В ней поется: «то, что я обещаю сегодня вечером, я не смогу пообещать завтра». Так и в жизни, ты не знаешь, что тебя ждет завтра, поэтому все, что ты хочешь сделать, сделай сегодня.
Если бы не вмешательство жестокой руки судьбы, эта женщина была бы моей свекровью. Я сжимаю ей руку, чувствуя огромную любовь к этой доброй и великодушной женщине. Мы связаны с ней навсегда любовью к одному и тому же человеку и горем от ее потери.
— Если ты вспомнишь Вивьен, она всегда смеялась, всегда хотела жить полной жизнью и получать удовольствие. Не думаю, что она хотела бы быть колючей проволокой, обернутой вокруг твоего сердца.
Я киваю.
— Я знаю.
Я достаю толстую пачку денег и кладу ей на ладонь, целуя ее напудренную щеку на прощание. Она стоит в дверях и с тоской смотрит на меня. Я подхожу уже к деревянным воротам, даже открываю их. Но останавливаюсь, что-то тянет меня назад к ней. Я возвращаюсь, она вопросительно поглядывает на меня.
— Я хочу кое-что показать тебе, но мне не хотелось бы, чтобы ты расстраивалась, — говорю я.
— Хорошо, покажи, — тут же отвечает она, словно ждала этого.
Я достаю телефон из кармана и нахожу фото Эллы и передаю ей телефон.
— Это Элла, моя подруга.
Она долго молча смотрит на фото, потом поднимает на меня глаза, наполненные слезами.
— Она красивая, Дом. Ты приведешь ее как-нибудь на ужин?
Я киваю, потому что не могу сказать ни слова, я словно остолбенел.
— Бог понял, что не должен забирать ее у тебя, — говорит она, возвращая мне телефон.
Я убираю телефон в карман и ухожу, чувствуя, как мое сердце, наконец-то, стало свободным.
Где, о, смерть, твоя победа,
где, о, смерть, твое жало?
1 Коринфянам 15: 55
26.
Дом
Я разворачиваю машину и еду на кладбище, где похоронена Вивьен. Стоит солнечный день и кладбище выглядит довольно-таки неплохо с разноцветными петуниями, посаженными вокруг. Я медленно иду к покосившимся железным воротам, не зная точно, где ее могила, но помню, как мама один раз упомянула, что ее могила находится в восточной стороне, в конце кладбища, рядом с дубом.
Я выбираю маленькую небольшую дорожку, по периметру вьется основной, по которой идут всегда основные посетители, осматривая внешние могилы, некоторые появились столетия назад. Сейчас трудно представить, что эти люди ходили по земле сотни лет назад также, как и мы.
Столетние могилы выглядят заросшими, разрушенными и неухоженными, но одна древняя, богато украшенная гробница в виде алтаря привлекает мое внимание, и я иду в ее сторону, очистив надпись, читаю: «Здесь лежит Артур Андерсон-Блэк.
Который теперь будет покоиться в руках Господа,
Любимый всеми и скучающими по тебе.
Летай с ангелами, память о тебе
никогда не умрет. Наш любимый отец,
брат и дядя. Мы никогда не забудем тебя.
Покойся с миром, пока мы не встретимся снова.
1830-1875
Я задумываюсь о скорбящей семье, когда они возводили это надгробие триста лет назад. Их останки уже давно присоединились к нему в этой глинистой почве. Встретились ли они там, снова? Раньше я никогда не ходил на кладбище, сейчас для меня это странный сюрреалистичный опыт. Прогулка между могил заставляет ценить бренность всей жизни и необратимость смерти. Все эти люди когда-то жили, передвигались по земле, говорили и делали что-то, словно они собираются жить вечно. Теперь же они все канули в прошлое.
Я вижу самое печальное надгробие, сделанное безутешными родителями, оно однозначно выделяется среди всех. На нем простая эпитафия, которая глубоко меня трогает.
Под этим простым камнем,
Которое является местом упокоения,
Почило наше дорогое сокровище,
Отправившись в объятия Господа
Май 2001–Декабрь 2001
Пока я двигаюсь по дорожке, вспоминаю, что мне однажды сказала моя мама. Стоит плоду созреть, он сможет легко покинуть ветку. Я был веткой, с которой Вивьен не колеблясь сорвалась, а я был не готов. В ней было столько всего, но главное, в ней было слишком много самой жизни. Задумавшись над своими мыслями, я впадаю в меланхолию — созерцательное настроение, и испытываю настоящий шок, увидев мраморное надгробие, явно сделанное с юмором.