Хантер стоит на коленях, зажав в зубах кусок своего ремня, и пытается встать. Он рычит — непрерывный звук боли и решимости.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Он останавливается, беспокойство и гнев в его глазах пугают меня.
— Рания? — он говорит что-то еще, чего я не понимаю.
«Ты в порядке?» — думаю, сказал он.
Качаю головой, имея в виду, чтобы он не беспокоился об этом, но он понимает это как «я не в порядке». Он пытается встать на ноги, в каждой линии его лица видится боль. Опирается рукой о стену и шаркает ко мне.
Я указываю на пол.
— Ляг обратно. У тебя снова идет кровь, — говорю я.
Он трясет головой. Тянется ко мне. Участливый, беспокойный, злой. Он слышал, как я кричала, слышал побои. Теперь он стоит передо мной, задыхающийся, вспотевший и стонущий от боли. Я стою неподвижно, будто жертва, пойманная в ловушку хищником. Только вот хищник, кажется, беспокоится обо мне.
Хантер медленно поднимает руку. Я хочу уклониться, но не делаю этого; не знаю, почему. Я должна. Я должна бояться Хантера, потому что он мужчина, как и Абдул. Но… Хантер совсем не такой, как Абдул. Для меня это так же ясно, как и разница между солнечным днем и грозой.
Пальцы Хантера скользят по моей щеке, и я понимаю, что он думает, будто ударили меня именно сюда. Он понимает, что щеки нетронуты, и на лице отражается замешательство. Он что-то говорит, наверно, спрашивает, куда меня ударили. Я качаю головой. Это единственный возможный ответ. Он касается моего подбородка и вертит головой вверх, вниз и в стороны.
Он мягко подталкивает меня отступить, чтобы осмотреть полностью. Я автоматически прикрываю руками грудь в инстинктивном жесте защититься.
Его глаза сужаются, взгляд движется к груди. Я смотрю вниз и тут же вижу, что правая грудь покраснела там, где меня ударил Абдул. Что-то в глазах Хантера меняется, и теперь я его боюсь. Он выглядит так, будто готов убивать. От него исходит ненависть. Он протягивает руку, чтобы коснуться меня, но я уклоняюсь, крепче скрещивая руки. От слишком плотного контакта я морщусь, убираю руки и нежно убаюкиваю сама себя. Я хочу снять рубашку, но не рискну. Не при Хантере. Я не доверяю своим желаниям при нем.
Он роняет руку, но гнев в его глазах не рассеивается. Он что-то говорит, короткая фраза, судя по интонации — вопрос. Я пожимаю плечами и отворачиваюсь лицом в угол.
Мне нужно снять эту рубашку. Грудь болит. Стаскиваю с себя рубашку, и душный воздух кажется прохладным на горячей, обнажённой коже груди. Чувствую, как Хантер смотрит мне в спину, чувствую, что он все еще здесь. Я слышу его рычание и шарканье шагов. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть через плечо на то, как он сражается за равновесие, стоя на одной ноге и опираяь ладонью о стену. Этого не достаточно, чтобы он стоял прямо. Его здоровая нога дрожит, и я могу видеть, что он скоро упадет.
Из меня вырывается проклятье, я оборачиваюсь, прижимая рубашку к груди, морщусь от боли и аккуратно подставляю свое плечо под его. Его вес на мне огромен, как необъятное подавляющее бремя, а я могу сказать, что он даже не опирается на меня. Я разгибаю ноги, слышу, как он резко вдыхает, когда это движение тревожит его раненное плечо. Хантер не отодвигается от меня. Просто стоит, используя меня как опору, и восстанавливает равновесие. Его рука спускается по моей, пальцы скользят по бедру. Я стараюсь игнорировать его прикосновения, дрожь и ощущения от них: не грязные и не нежеланные. Он, наконец, сжимает мое плечо и прыгает к кровати, а я двигаюсь с ним, медленно и постепенно. Он останавливается над спальным местом из одеял, словно пытаясь понять, как бы ему опуститься наиболее безболезненно.
Он опускается на одну ногу, в неловком маневре выставив перед собой раненную ногу. Американец почти принимает сидячее положение, осторожно вздыхает и позволяет себе, кряхтя, упасть.
Он делает вид, что не замечает. Я вжимаюсь в рубашку, и его глаза следят за мной, жадно осматривая мое тело, прежде чем отвернуться. Не знаю, что чувствовать из-за его взгляда на мне. Я должна рассердиться на него за рассматривание. Но нет. И потом, я проститутка, я уже, должно быть, привыкла к мужским взглядам, так и есть. Но почему-то Хантер другой.
Он не должен быть исключением, но так и есть.
Я хочу, чтобы он посмотрел на меня, и злюсь на себя из-за этого.
Перевязываю его ногу, стараясь не касаться его. Готовлюсь к приходу своего следующего клиента, и глаза Хантера темнеют от ярости и еще чего-то, чего я не рискую определить.
ГЛАВА 6
ХАНТЕР
Ничего не могу поделать со своими мыслями. Только воспоминания и боль.