— Из-за этих ран на ноге распространяется инфекция. Ему нужны антибиотики.
— У вас они есть? — спрашиваю я.
Хусейн смотрит на меня, его губы трогает ухмылка.
— Да, но они дорогие.
Я вздыхаю.
— Понятно.
Хантер, который, как я думала, был без сознания, хватает Хусейна за запястье. Хусейн бледнеет и пытается освободиться, но я хорошо знаю мощь хватки даже ослабевшего Хантера.
— Нет, — говорит по-арабски Хантер. — Не так. Оставь меня больным, но не проси ее об этом.
— Хантер, пожалуйста, — говорю я на английском, — без лекарств ты умрешь!
Хантер смотрит на меня.
— Нет. Никогда. Не из-за меня.
Хуссейн встает и рукой указывает, чтобы я шла за ним на улицу.
— Это безумие, Сабах, — говорит он. — Если инфекцию не остановить сейчас, он может умереть. Или потерять ногу.
— Знаю, — говорю я. — Ему… не нравится мое занятие.
— Что ты собираешься делать?
— Ваша цена не изменилась?
Хусейн качает головой.
— Ты же знаешь, что нет.
— Прекрасно. Я не позволю ему умереть. Идем. — Я указываю на дверь дома.
Хантер разозлится на меня, я это точно знаю. Все в животе переворачивается от того, что я собираюсь сделать, но так нужно.
Хусейн требует от меня многого, прежде чем считает долг уплаченным. Он помогает мне перенести Хантера обратно ко мне домой.
Хантер притворяется, будто бы он без сознания, пока не уходит Хусейн, а потом поднимает на меня взгляд, из-за чего я сжимаюсь в страхе.
— Ты все равно это сделала. — Это не вопрос.
— Да, — отвечаю я. — Я сделала это для тебя.
Хантер долго молчит и пялится на меня. Я передаю ему баночку с таблетками, которую Хусейн отдал мне перед уходом.
— Прими их, — говорю я. — Все уже сделано. Глупо будет не принять их.
Он принимает одну и запивает глотком воды. Я опускаю взгляд на свои все еще покрытые кровью руки.
— Хантер, я… Спасибо за то, что спас меня от Абдула.
— Я должен был это остановить. Я слышал, как он тебя бил. Я слышал, как ты кричала. Мне пришлось… — он качает головой и замолкает, в ярости кривя лицо. — Ты в порядке. Он… он тебя ранил?
Он беспокоился обо мне? В него стреляли, а он заботится обо мне? Я качаю головой.
— Нет. Пара шлепков. Я в норме.
Хантер протягивает руку, чтобы вытереть что-то с моего лица.
— У тебя кровь.
Я стираю ее.
— Ничего. Это пустяк. Прекрати беспокоиться обо мне.
Он не смотрит на меня, когда говорит:
— Я не могу перестать беспокоиться о тебе.
У меня нет ответа.
Я отворачиваюсь и принимаю долгий ледяной душ, яростно тру свое тело и волосы, пока кожу не жжет от мыла, пока каждая моя клеточка не очищается, дезинфицируется. Закончив, я дрожу от холодной воды.
Опускается ночь. Я ложусь в кровать. Взгляд Хантера встречается с моим, его лицо светится в тусклом звездном свете. Мы не разговариваем. Я помню тепло уюта, когда лежала в руках Хантера, и мечтаю почувствовать его снова. Мне так холодно. Так страшно.
Я не должна себя искушать. Я слишком долго смотрю на то, как Хантер спит, пытаясь силой воли удержать себя в собственной постели.
И это не работает.
ГЛАВА 12
ХАНТЕР
Что-то мягкое нежно прижимается к моей не раненной стороне, пробуждая меня от неглубокого сна. Я вдыхаю запах чистых волос, мыла, женственности. Рания. Я обнимаю ее. Боже, она в моей постели. Сейчас она так соблазнительна, хотя я не думаю, что она об этом догадывается.
В последнюю очередь меня сейчас волнует простреливающая боль. Я хочу лишь повернуться, прижать Ранию к кровати, целовать ее, пока она не потеряет способность дышать, и исследовать ее роскошное тело пальцами и ртом.
Не могу. Только не после того, через что ей пришлось пройти. Пытаюсь довольствоваться тем, что держу ее в своих руках. Она теплая и нежная. Во сне Рания издает звук, низкий удовлетворенный стон, родившийся в гортани; она двигается ближе ко мне, зарываясь в простыни так, будто не может приблизиться ко мне достаточно близко. Я открываю глаза и смотрю, как она спит и как луна проливает свет на ее кожу.
Ее рубашка сбилась под грудью, а привычная мини-юбка задралась на бедрах. Так много кожи напоказ. Я вдыхаю настолько глубоко, насколько мне могут позволить сломанные ребра, призывая самообладание.
Черт.
Рука меня предает, она скользит по ее плечу, вниз по спине, а потом по обнаженной коже над юбкой. Это довольно невинное, украденное прикосновение — всего лишь ее спина, но мне уже жестоко хочется большего. Мне нужна кожа, тепло, прикосновение.