— Тебе следует пойти домой к своей маме и позволить мальчику делать мужскую работу.
— У нас нет мамы и папы. Они умерли. Я нужна ему. Пожалуйста, помогите найти его.
Странный, голодный взгляд укрепляется в их глазах, когда они понимают, что я одна, совсем одна. Их взгляд путешествует по моему телу от моего разорванного хиджаба до старого платья, маленькой девичьей груди и тонких ног, треугольнику между ними, видимому, когда от ветра платье облегает моё тело. Я знаю, что они хотят. Хорошо знаю. Я видела, что мужчины делают с женщинами, и знаю, что не хочу, чтобы такое случилось со мной с этими мужчинами.
Я немного отхожу, наблюдая за ними. Они не двигаются, но тот, кто сказал, что видел моего брата, слегка кивает.
— Мне нужно выпить! — говорит он, наверно, слишком громко, и остальные забывают обо мне, когда их головы занимает поиск алкоголя.
Они уходят в ночь, и тот, что добрее, оглядывается на меня. Он старше остальных; возможно, у него есть — или была — дочь моего возраста. Возможно, он тоже знает, что бы случилось со мной, и стремится избавить от этого единственным известным ему способом. Я киваю ему, молча благодаря. Он щёлкает пальцами возле своего колена, быстрым и тихим жестом призывая меня уходить.
Я оборачиваюсь и бегу через улицу, поворачивая вслепую, пока звук их смеха не стихает. Я прекращаю бежать, осматривая место, чтобы сориентироваться. Все те же здания, коричневые стены темные в лунном свете, витрины магазинов были затворены, а решетки закрыты. Кажется, город опустел. На самом деле, это не так, не совсем. Люди закрываются в своих домах, где у них есть, по крайней мере, иллюзия безопасности.
Одинокая, потерянная, у меня нет такой иллюзии. Я бесцельно иду на шум, к свету костров. Миную скопления мужчин с вездесущими винтовками. В этот раз я держусь подальше от них в поисках более мелкой фигуры.
Я молюсь Аллаху, хотя и обещала себе не делать этого.
— Аллах, всесострадательный, всемилостивый, пожалуйста, позволь мне найти Хасана. Позволь мне найти его живым, пожалуйста, Аллах.
Возможно, это удача, возможно, Аллах отвечает на мои молитвы, но я нахожу его. Он притворяется мужчиной, повесив ружьё на плечо: ужасное оружие почти такой же высоты, как он. Он стоит с группой мужчин, смеясь над сказанной шуткой. Хотя он её даже не понял. Я могу сказать это по тому, как он осматривается вокруг, чтобы видеть, смеются ли остальные, и останавливается вместе с ними.
Я подхожу к нему; страх был забыт, его место заменил гнев. Хватаю его за рубашку и разворачиваю. Я сдёрнула ружьё с его худого плеча и сунула в руки мужчине рядом с Хасаном. Я шлёпаю Хасана по лицу один раз, второй, так сильно, как могу.
— Ты — глупый маленький мальчик! — кричу я громко. — Ты сбежал, маленький идиот! Я весь день искала тебя.
Мужчины смеются, а Хасан сердится, смущаясь.
— Оставь меня в покое, Рания! Я мужчина, а не мальчик. Мне не нужно, чтобы ты играла в мою мамочку. Я солдат. — Он забирает ружье у мужчины рядом с ним и решительно вешает его на плечо. — Я солдат. Сегодня я убил человека. Я выстрелил в него. Я — Хасан. Я буду изгонять неверующих с нашей земли, и ты не сможешь меня остановить.
Я беру его за ухо и выкручиваю, заставляя его идти.
— Ты возвращаешься домой. Ты не солдат, ты — двенадцатилетний мальчик.
Он вырывается из захвата и ударяет меня по щеке так сильно, что моя голова дёргается в сторону.
— Отъ*бись!
Ошеломлённая, я замираю и касаюсь своей щеки.
— Хасан! Что бы сказала мама, если бы услышала твои слова?
Его глаза наполняются гневными слезами. Он не пытается остановить их.
— Мне плевать! Мама умерла! Папа тоже! Осталась только ты, но ты — всего лишь девочка. И тётя Мейда, но она скоро умрёт…
— Она умерла прошлой ночью. Когда ты ушёл. Мне пришлось справляться с этим в одиночку.
Он имеет порядочность выглядеть расстроенным, по крайней мере, немного остывая.
— Я сожалею, Рания. — Он видит, что мой взгляд смягчается, и лихие слёзы катятся по его щекам.
— Она уже была мертва. Просто не знала этого. Её тело догнало её душу. Но я всё равно не вернусь домой.
Один из мужчин подходит к нам и тянет меня в сторону, говоря мне вполголоса:
— Так ты не выиграешь, девочка. Ты разозлила его, и он не может отступить, не потеряв лицо. Просто иди домой. Мы позаботимся о нём. Он хороший мальчик. И будет хорошим солдатом.
— Я не хочу, чтобы он был солдатом! — говорю слишком громко.
Мужчина лишь пожимает плечами.
— Ты не можешь это остановить. Это война. Он умеет обращаться с винтовкой, поэтому он становится солдатом. Если ты утащишь его домой, он снова сбежит, как только ты заснёшь.