Он знает, что мне нужно услышать.
— Я люблю тебя, Рания.
Он внутри меня. Я могла бы взорваться, разойтись по швам, потому что он безостаточно заполнил меня. Теперь Хантер не двигается, его руки сжимают мою талию, голубые глаза расширяются, нежные, любящие, застывшие на мне в своем «смотрю тебе прямо в душу» стиле. Он погружен в меня не полностью. Я тяжело сглатываю и наклоняюсь к Хантеру, запутываясь пальцами в его волосах и прижимаясь губами к горлу.
Я дрожу, как лист на ветру.
Двигаю бедрами, поднимаясь. Из меня вырывается стон. Хантер издает глубокий грудной рык, его руки сжимаются на моей талии, но он не делает ничего, чтобы заставить меня двигаться быстрее или глубже.
Когда он почти выскальзывает из меня, я глубоко вдыхаю, и боль в легких говорит мне о том, что я задерживала дыхание. Я опускаюсь еще ниже, вбирая его глубже, полностью, выдыхая, когда он пронзает меня.
— Боже, — говорит Хантер, но это слово растягивается на множество слогов до тех пор, пока у него, как и у меня, не перехватывает дыхание.
— Прошу, коснись меня, — шепчу я. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Твой голос… я хочу слышать твой голос, пока мы занимаемся любовью.
Его ладони поднимаются и ласкают мою грудь, приподнимая и обхватывая ее.
— Так хорошо, Рания. Быть внутри тебя… это как чертовы небеса, детка.
Я снова двигаюсь, высоко поднимая бедра так, чтобы во мне оставалась лишь мягкая широкая головка, а потом останавливаюсь и жду, пока Хантер заговорит, потому что я слышу, как он дышит, как сквозь его голосовые связки проходил воздух. Я плотно закрываю глаза, и остальные чувства обостряются, натягиваясь, как струны на ситар12. Я могу почувствовать запах Хантера: пот, слабый одеколон, мыло, дезодорант… и я, мой запах, смешанный с его. Тело Хантера подо мной наполняет мои тактильные ощущения. Я не чувствую ничего, кроме Хантера, его рук на мне, его ног, словно покрытых кожей камней, его мужества во мне, его дыхания на моей щеке, пока он говорит.
— Мне так это нравится. Я люблю твою кожу. — Он немного двигается, его бедра мягко приподнимаются и опускаются. Это легкое движение посылает в меня заряды восторга, и я позволяю себе опуститься на него так, что мои бедра сталкиваются с его, загоняя его мужество глубоко в себя. — Я люблю твои глаза. Люблю твое дыхание на своих губах.
И я снова двигаюсь. Скольжу вверх по его длине и снова вниз не только бедрами, но и всем телом, мягким, на фоне его твердости. Хантер двигается вместе со мной, только один сладкий медленный толчок, и он ощущается так хорошо, что мне приходится вонзить ногти в его плечи и застонать.
— Двигайся со мной, Хантер.
Он рычит:
— Черт, спасибо. Держать себя в руках — сложнейшая из задач.
Он проводит ногтями по моей спине, и я содрогаюсь, извиваясь над ним и вбирая его глубже. Когда он во мне, внутри происходит маленький взрыв трепета, а теперь…
Что-то надламывается внутри меня, когда Хантер начинает медленно двигаться во мне. Больше нет страха, беспокойства, воспоминаний. Ничего, кроме Хантера и немыслимых ощущений.
— Ох, Боже, так хорошо, так чертовски хорошо, — голос Хантера раздается низким рычанием в моих ушах, из-за чего я двигаюсь быстрее.
Мне так нравится доставлять ему удовольствие. Я хочу большего.
Целую его с голодом и необходимостью. Он двигается еще быстрее, я подстраиваюсь под него. Не могу не двигаться синхронно. Его мужество скользит с меня, наполняет, растягивает, и я подхожу к освобождению.
Он не просто заполняет мое тело, мою женственность. Он заполняет меня саму. Сердце, душу. Хантер заполняет ужасную пустоту, которая росла во мне всю мою жизнь. И когда он вошел в меня, я кое-что узнала. Просто потребовалось много времени, чтобы понять это странное чувство, которое течет в жилах вместо крови.
Счастье.
Чувствую, как по щекам катятся слезы, и позволяю себе заплакать. Не прекращаю двигаться, контролируя ритм, распадаясь на кусочки над Хантером, моей любовью, моим мужем, моим всем. Я двигаюсь, как сумасшедшая, как одержимая. Скольжу вверх до тех пор, пока он почти выходит из меня, а потом снова глубоко вбираю его в себя.
Наши тела сталкиваются в идеальной симфонии, мои крики удовольствия становятся все громче, неистовей и отчаянней. Хантер присоединяется ко мне, и мне нравится, как его голос становится выше от удовольствия, экстаза, и причина этому — я. Моя любовь.
— Я люблю тебя, Хантер. Прошу, не останавливайся. Никогда.
— Никогда. Обещаю. Я буду любить тебя вечность. Я буду заниматься с тобой любовью, пока не исчезнем ты и я, и останемся только мы. Вот так. Навсегда.