Я едва могу дышать, чувствуя, как горят глаза. Я все еще дрожу, и даже при том, что я лежу, беспокоясь о Хантере, последствия ударяют по мне, во мне поднимается мини-взрыв, и я сворачиваюсь у Хантера под боком, пока он не утихает. Он обхватывает меня руками, прижимая к себе. Долгие минуты мы дрожим вместе.
Мой взгляд бродит по его телу, его мощным мускулам, расслабляющимся с отступлением боли, по его животу, который больше не поднимается с каждым вдохом. И останавливается на паху. Я могу видеть его мужественность, очерченную под пуговицей штанов. Большой и твердый. Он прикрывается рукой, прижимая свою мужественность сквозь штаны, подталкивая ее то в одну сторону, то в другую, словно в поисках комфорта.
Время ответить ему. Я касаюсь его живота, позволяю руке скользнуть ниже, но он снова перехватывает мое запястье. Я встречаюсь с ним взглядом.
— Почему? — спрашиваю я на английском.
Он отвечает на арабском:
— Не для меня. Не этой ночью. Другой. Может быть. — Он мягко целует меня. — Это было для тебя. Только для тебя.
Глаза выдают его агонию, морщины на лбу становятся глубже, уголки глаз щурятся в попытке сосредоточиться. Хантер переплетает наши пальцы и кладет себе на живот, словно чтобы убедиться, что я не попытаюсь до него дотронуться.
Это настоящий дар. Хантер не ожидает ничего взамен. Он протащил себя через невообразимую боль, чтобы доставить мне удовольствие, величайшее удовольствие из всего, что я когда-либо испытывала, и теперь не позволяет мне дать ему что-то взамен.
И я не могу подавить рыдание. Он слишком много значит для меня. Что же мне делать, когда он уйдет?
Еще одна мысль сбивает меня с ног, беспокойная и вызывающая неудержимые рыдания: как я буду работать? Я испробовала небеса и не могу забыть об этом. Я познала, что удовольствие возможно. Будет сложно.
Нет. Это будет невозможно.
Смотрю на Хантера. Он спит, восхитительные черты лица расслаблены. Но лоб все еще нахмурен от боли. Я ничего не могу поделать - касаюсь его лба, стараясь разгладить морщины. Касаюсь его щеки и поражаюсь, как в одном человеке может сдерживать столько ярости - ведь я видела, как он сражался с Абдулом - наряду с нежностью его поцелуев, силой и упрямством, с которым он отказывал боли одержать над собой паралитическую победу. Такой контраст. Я знаю, он меня хочет. Вижу, как он смотрит на меня. Я чувствовала это, когда он касался меня, когда целовал мою грудь, когда он двигался надо мной, чтобы начать свое путешествие вниз. Он лишил себя удовольствия, вместо этого приняв боль.
Позволяю себе плакать, прижимаясь щекой к его груди, подальше от той чувствительной области, где он был ранен, и почти засыпаю; руки Хантера крепко обнимают меня, и я удовлетворена, смущена; меня омывает физическое удовольствие и эмоциональная боль.
Еще одна мысль пронзает туман надвигающегося сна: Это любовь?
ГЛАВА 13
ХАНТЕР
Я проснулся из-за мужского голоса, кричащего имя Рании. Рании, не Сабах. Прежде чем мы смогли шелохнуться, в дверях появляется знакомо выглядящий молодой мужчина, задыхающийся и потеющий от чрезмерной нагрузки.
Рания резко вздыхает, и я перевожу взгляд на нее. Она побледнела и заметно дрожит.
— Хасан?
Дерьмо. Ее брат, которого мы считали мертвым. Рания все еще обнажена, если не брать в расчет ее мини-юбку. Когда она садится, голые соски твердеют на холодном воздухе. Её брат застывает в дверях, остановленный увиденным: его сестра в руках американского солдата.
Он начинает тараторить на арабском слишком быстро, чтобы я мог понять. Рания слушает, прижимая простыню к груди.
Сердце стучит в висках, адреналин растекается по телу - я могу это чувствовать. Кожу покалывает, спина дрожит от напряжения. Я потею, несмотря на холод раннего рассвета.
Битва.
Рания передает мне, что ее брат утверждает, будто Абдул идет убить нас. Эта чертова верблюжья п**да, которая пыталась изнасиловать Ранию. Он думает, что отомстит. Во мне кипит ярость.
Хасан говорит, что за нами идут почти пятьдесят мужчин.
Я поворачиваюсь к Рании, которая уже натянула блузку и туфли.
— Спрячься. Ни в коем случает не выходи. Не важно, что ты услышишь - сиди, прячься. Я приду за тобой.
Она качает головой.
— Хантер, ты не можешь этого сделать. — Ее английский практически невозможно понять. — У тебя жуткая рана. Пожалуйста. Идем за мной. Мы сбежим.
Я вырываю из рук Хасана винтовку, проверяю магазин и хромаю к двери. Нога горит огнем с каждым неровным шагом, но у меня нет времени на боль.
— Я не сбегаю, Рания. Я чертов морпех. Морпехи не сбегают.
Хасан идет за мной, что-то быстро и зло говоря по-арабски. Я ничего не понимаю, но думаю, что он зол из-за того, что я украл его винтовку. Разворачиваюсь к нему лицом.
— Защити свою сестру. Спрячь ее. Защити.
— Дай мне мое ружье, Американец, — сказано на медленном арабском.
Я передаю ему свой нож.
— Используй лучше это.
— Погоди, — говорит Рания. Она приносит что-то, завернутое в простыню. — Это твое оружие, Хантер. Я не знала, что с ним делать, поэтому спрятала.
Я развязываю узел и вижу свой М-16, запасные патроны и потрепанный бронежилет, ржаво-алый от моей крови.
«О, да», — говорю я про себя. — «Реальная вещь».
Броском возвращаю Хасану винтовку и надеваю броню на майку. Нужно бы уделить немного любви, но сейчас нет на это времени. Я могу чувствовать, как на нас движется дерьмо. Кровь кипит, готовая к битве. Я собираюсь прикончить этого чертова ублюдка Абдула. Он покойник... только еще не знает об этом.
Чувствую маленькую ладошку на своей руке и дыхание Рании на шее. Прижимаю ее ближе одной рукой.
— Прячься, Рания. Я буду в порядке.
Она поднимает на меня взгляд - карие глаза на мокром месте, как горячий шоколад со светлыми разводами.
— Прошу, Хантер. Идем со мной. Давай уйдем. Их слишком много. А ты один. Я... прошу. — Она прижимается теплыми мягкими губами к моим. Ее следующие слова - шепот. — Ты нужен мне.
Я лечу вниз, в глубину своей души из-за ее признания. Я нужен ей? Искушение. Убежать так легко.
Но фактически, я знаю еще кое-что. Они нас поймают. Я не могу бежать. Я мог устроить им засаду, бороться с ними лицом к лицу. Сражаться до последнего. Дать Рании шанс. Я не рассчитываю выбраться живым, но я чертовски постараюсь. Да.
Не знаю, что ей сказать. Я в боевом режиме. «Заткнись», — это грубо. Но я больше не Хантер. Я капрал Ли, Морские Силы США. Всегда верен, суки.
Опускаю взгляд на нее и заправляю выбившуюся за ухо.
— Все будет хорошо. Обещаю.
Она морщится и пятится от меня.
— Тогда иди. — Кажется, она зла. — Глупые мужланы. Им бы лишь кулаками помахать.
Разворачивается и бежит, исчезая по ту сторону мечети.
Хасан смеется.
— Она боится за тебя, Американец. Она зла на меня за то, что я стал солдатом. — Его взгляд стал жестоким и вызывающим. — Я убил много таких, как ты.
Я моргаю.
— Просто держи ее в безопасности.
Он фыркает:
— На этот раз я так и поступлю, — а потом он исчезает вслед за ней.
Я, наконец, один. Осматриваюсь в поисках лучшей точки. Там, недалеко от аллеи - остатки автомобиля, въехавшего в здание на углу. Укрытие и убежище. Хромая, я прячусь там, мучительно присев. Могу видеть дорогу в обоих направлениях, а аллея позади меня не заканчивается тупиком. Мне нужно лишь ждать.
Вот. Темное лицо под красно-белой куфией. Я жду. Пальцы сжимаются на курке при виде ружья у него в руках, но я жду. Когда появляются все, скрываюсь в засаде. Два, три... шесть... десять. Идут одной линией. У меня нет гранат, только винтовка и три магазина патронов. Они останавливаются, столпившись у мечети. Вижу Абдула, шагающего среди скопления вооруженных солдат.
Сейчас.
Тра-та-та. Я сажаю два красных пятна на их груди. Абдула я не достал, он пригнулся и побежал, как только прозвучали выстрелы.