Основная тема, стоящая за всем этим, относится к борьбе вокруг «вовлеченности» аналитика. По моему опыту, подобное происходит каждый раз, когда работа ведется из контрпереносной позиции. В отличие от работы с пациенткой Ф. проблема здесь заключается в «недостаточной включенности» (хотя в ином смысле присутствует также «излишняя загруженность» тревогами по поводу Д., как субъективными, так и объективными). Поскольку данный способ работы означает «включение» в пациента — «заражение» его проблемами, терапевт на бессознательном уровне может быть подвержен тревогам из-за процессов сепарации, слияния и отвержения. Эти тревоги вступают в игру с самого начала лечения и могут быть связаны с «характерологическими» нарушениями самой. Д. Не отрицая необходимости проработки аналитиком своих проблем, такого рода амбивалентность и «недоверие» в контрпереносе могут быть также использованы как барометр собственного уровня тревожности клиентки, связанного со страхом интимности. С этой точки зрения здесь присутствует сочетание невротического, конкордантного и комплементарного контрпереносов, которые предстоит рассортировать или проработать.
2. Не только диагноз, депрессия или неустойчивость Д. вызывали у меня тревогу. И это беспокойство было довольно осознанным. Выходя за пределы уровня слов и воспринимая ее непредвзято, я находил, что ее манеры и все ее существо выбивают меня из колеи. Я впервые увидел Д., когда она пыталась остыть, сидя на внутренних ступеньках в здании моего офиса. Было лето, но такое необычное поведение при ожидании вызвало у меня чувство неловкости. Кроме того, она редко смотрела на меня. Иногда я переоценивал важность контакта глаз, и она казалась мне не включенной и что-то замышляющей. Хотя вес Д. без сомнения наводил на разные размышления, сами по себе ее размеры не слишком меня отталкивали. Скорее, трудности в контакте, были вызваны массой ее горячих, беспокойных вибраций — она была подобна расстроенному ребенку, готовому разреветься. Д. позже подтвердила это, сказав, что чувствовала себя «бомбой», готовой разорваться.
Обсуждение
Хотя может показаться, что вышеприведенное описание страдает недостатком симпатии, тем не менее, «переживание» пациентки терапевтом способно дополнить более рафинированную, интеллектуальную оценку. Такое живое впечатление в значительной степени является эмоциональной невербальной реакцией аналитика на невербальные сигналы пациентки: внешний вид, манеры поведения, стиль речи и т.д. Все это составляет картину того, чем является для него данная пациентка, а не что он о ней думает — т. е. бессознательное представление о ней.
Например, первая пациентка, Ф. по началу виделась романтической, богиней подобной Психее; очень приятной, полной эротического потенциала. К Д., однако, было весьма сложно почувствовать эмпатию. Сформировавшийся у меня ее темный примитивный образ и чувство опасения, возможно, были вызваны примитивными аффективными состояниями (и защитами), которые она привносила в общее эмоциональное поле.
Все это отражалось на процессе контрпереноса, который можно было бы назвать «примитивным», в хорошем смысле. Его также часто называют «первичным процессом», что было бы довольно точным, но придавало бы немного иной смысл. Такое отношение к пациентке является достаточно тонким и создает подходящую основу и точку отсчета для вторичных процессов интерпретации и комментирования. Это процесс, протекающий помимо слов, без которого, однако, слова не получают «ощутимого» смысла[37]. Он также является психологическим пространством, в котором происходит эмоциональный обмен. Так, примитивное и первичное формирует основу для центральной роли контрпереноса в терапии.
3. Оставаясь скрытной и избегающей контакта со мной, Д., тем не менее, смотрела на меня и слушала. Очевидно, ее нервное поведение было вызвано не только тем, что ей нужно было многое сказать, но и тем, что она не надеялась, что ее услышат. Действительно, ощущалось, что она «настаивала» на том, чтобы на нее смотрели, и следила за мной как коршун. У нее был весьма чувствительный радар: если я отводил взгляд, она думала, что мне скучно или я устал; если я смотрел на часы, она сразу отмечала это. Не то, чтобы это парализовало меня. Но когда она видела недостаточный интерес к себе, то приходила в состояние раздражения. Не смотря на мои попытки интерпретировать ее поведение, у нее оставалось базовое чувство, что я «не забочусь» о ней. На деле же она продолжала следить за тем, чего требовала — хорошего отзеркаливания — в то же время, настаивая на том, что я ей этого не обеспечивал. Впоследствии это дало ей возможность начать атаки на меня лично за эти промахи в эмпатии.
37
См. у Gendlin (1978) развернутое изложение этой концепции, хотя несколько ином контексте.