Неудивительно, что идеи Сирлза вызывают нарциссическое и философское сопротивление, ведь он говорит о вещах более личных, чем абстрактный призыв «учиться» у пациента. Возможно, сложность заключается в том, что его идеи ставят под сомнение профессиональное убеждение, что ноша «помощи» в анализе должна приходится исключительно на плечи самого аналитика. И хотя Сирлз, возможно, ничего подобного не имел в виду, его гипотезы поднимают вопрос о том, кто кого лечит (и кому тогда надо бы платить). Этот радикальный взгляд—как говорит Сирлз, «ничто иное, как метаморфоза в наших концепциях о природе процессов исцеления» (1975а, р. 384) — и очевидно, что «шарлатанская» тень психотерапевта будет с ним бороться. Здесь приходится балансировать на опасной грани и исход зависит от степени интегрированности терапевта.
В парадигме Сирлза, аналитик будет полагаться на то, что «терапевт» внутри пациента интроецирует и впоследствии «вылечит» его (аналитика) внутреннего пациента. Однако я не склонен думать, что пациент лечит аналитика в буквальном смысле, хотя он и может бессознательно ощущать патологические моменты у аналитика и его психологическую ситуацию в целом. Бессознательное пациента зачастую верно оценивает реальность. Не менее восприимчиво и бессознательное аналитика. Многие пациенты имеют точный «радар» (см. Miller, 1981), что, однако не означает, что они являются аналитиками. Хотя мы и должны реагировать на сознательные и бессознательные намеки пациента (в смысле воплощения его проекций или слушания по Гудхарту), надо все время стараться не нагружать его. Опять же, Сирлз не говорит, что аналитики должны нагружать пациентов; скорее о том, что этого трудно избежать. Пациенты все равно будут интроецировать терапевтов. Как говорит Юнг: «Пациент читает личность аналитика... поскольку нет ничего более чувствительного, чем эмпатия невротика» (Jung, 1914, р. 277). Поэтому контейнирование аналитиком своей реальной патологии путем работы над собой все еще остается наиболее верным источником исцеления.
Ответственность за контрперенос все-таки должен брать на себя аналитик. Пациент может идентифицироваться еще и с этими непрекращающимися усилиями. В той же ранней клинической работе, цитированной выше (в которой он также впервые подчеркивает, что личность «аналитика является одним из главных факторов лечения»), Юнг рассуждает об аналитической ответственности:
Пациенты интуитивно читают характер аналитика, и они должны увидеть в нем человека со всеми его человеческими слабостями, но в то же время признать, что в каждый момент он старается выполнять свой человеческий долг в самом полном смысле этого слова. (Jung, 1914, р. 260).
Таким образом, пациент интроецирует не только результаты контрпереносной работы, проделанной аналитиком, но и саму его интегрированность и стремление работать над собой. Здесь акцент в гораздо меньшей степени ставится на пациенте, чем у Сирлза. Поскольку пациент неизбежно будет интроецировать бессознательное аналитика (также как он это делал в отношении своих родителей), ноша аналитика вырастает — не только не отстраняться (задача как раз в обратном), но как можно лучше контейнировать свой собственный материал и материал своего пациента.
Модель контрпереноса
Общая теоретическая картина, обрисованная выше, представляет собой основу для модели более специфичной трансформирующей работы с контрпереносом.
Отдельные аспекты этой модели приложимы к любому стилю анализа, а не только основанному на контрпереносе, так что эта модель не относится к каким-то исключительным случаям[55]. В то же время к ней не следует относиться как к чему-то раз и навсегда заданному: «модель» не следует воспринимать догматически, и поэтому она представлена в свободной манере. Данное описание представляет собой выжимку сугубо индивидуальных процессов, которые могут происходить во время одной сессии или на протяжении длительного периода (например, в течение всего анализа). Однако в реальности не бывает «типичных» сессий или анализов, хотя со временем можно научиться подмечать какие-то общие закономерности.
Приведенная здесь последовательность событий, на самом деле представляет собой группы событий, которые могут в значительной степени перекрываться. Элементы каждого сегмента могут присутствовать и в других, и то, что может показаться четко различимыми отдельными действиями, иногда является частью одного и того же процесса. С другой стороны, можно долгий период анализа прорабатывать одну из стадий, и поэтому длительность разных частей этой скелетообразной модели может сильно различаться. Не относится она и к линейной парадигме «однажды и навсегда достигнутого» — лучше уж говорить, что мы непрерывно движемся по кругу. С количеством повторений этот процесс может ускоряться; то есть, зачастую можно начинать заново прямо с того места, где в прошлый раз закончилась работа с пациентом. Но не всегда необходимо проходить точно по старому следу. Кроме того, некоторые аспекты контрпереноса, похоже, временно исчезают, а затем могут возникнуть снова на более поздней стадии.
55
Как я обнаружил в ретроспективе, эта модель в определенных моментах и даже некоторыми словами похожа на сложную, даже своего рода хирургическую модель Tansey и Burke (1989). При подробном описании процесса контрпереноса взаимопересечения между авторами неизбежны.