Контрпереносная ситуация изобилует также и индуцированными чувствами вдобавок к вышеупомянутым невротическим, смешанным и квази-трансцендентным. Пациент и терапевт сильно рискуют подвергнуться психическому заражению. В этой терапии они оказывают максимальное воздействие друг на друга, и всегда нужно задавать себе вопрос: «Кто кого индуцирует?» Акцент на трансценденции не уделяет внимания этому вопросу, приглашая исследовать общее поле взаимодействия. Штайн (1984, р. 78) предостерегает, что такая «шаманская» авантюра несет в себе риск «folie a deux» и обращение направления терапии (пациент лечит аналитика). Это действительно тот канат, по которому, балансируя, идет аналитик, принадлежащий к типу «раненого целителя». Здесь нельзя недооценивать опасности и связанную с ними ответственность.
Глупцы сразу берут быка за рога. Конечно, Фрейд признавал, что его идеал аналитической «нейтральности» и техники содержат в себе много защитных, противо-контрпереносных компонентов[68]. Юнг (1946) критиковал Фрейда за это, точно улавливая и высвечивая холодную тень фрейдистской техники. Однако, Фрейд, возможно, хорошо понимал и старался учитывать связанные с личными, профессиональными и социальными отношениями опасности его теории. В то же время Юнг смело преодолевал ограничения, но пал жертвой тех самых опасностей, которые нами здесь обсуждаются, — похоже, он переступал границу с некоторыми своими пациентками[69].
Другая серьезная опасность заключается в самой сути такого типа работы. Как указывал Юнг (и как показывает первый случай этой книги — с миссис Ф.), в анализе могут проявляться потребности терапевта в интимности. Опять-таки, неизбежно, что терапевт, работая над собой, привносит в лечение себя целиком. О своих потребностях нужно знать и по возможности удовлетворять их в другом месте, а иногда и жертвовать ими. Это не шутка. Более того, работа с переносом и контрпереносом в целом тесно связана с темой инцеста. Работа аналитика сталкивается с личными и коллективными табу в опасной зоне фундаментального человеческого таинства и наиболее сложных глубоких эмоций. Юнгианский аналитик А.Хилл говорил (в личной беседе), что у аналитиков есть эта «глубинная» тяга: «Мы так же тянемся к инцесту, как и наши клиенты». Поскольку, как отмечает Юнг: «Инцест символизирует союз с самим собой, он означает индивидуацию и становление собой» (Jung, 1946, р. 218).
Кроме того, всегда существует возможность самообмана в стиле анализа, основанного на контрпереносе, как и в любом другом. Излишняя преданность какому-либо одному подходу может быть проблематичной. В случаях, представленных в этой книге, можно было бы работать и по-другому или с другими акцентами — и все равно получить положительный результат. Таким образом, еще одно теневое измерение данного стиля связано с идеями, которые наиболее близки аналитику. Аналитик, обращающий внимание преимущественно на переносную динамику, может иметь склонность связывать материал пациента исключительно с аналитической ситуацией или с самим аналитиком. Подобным же образом, если аналитик склонен фокусироваться только на контрпереносе, это может быть связано с его нарциссической проблемой. Здесь важна способность легко освобождаться от включенности в анализ контрпереноса. При хорошей работе терапевт постоянно движется между субъективными реакциями (контрпереносом) и своими представлениями о том, что чувствует клиент (эмпатией). Эти две стороны тесно взаимосвязаны.
Плюралистическая позиция (Samuels, 1989) является не только теоретически верной, учитывая множество важных сторон психической реальности, она также полезна на практике. Реакции контрпереноса можно рассматривать многими способами, также как и перенос или любой другой материал пациента. Можно вспомнить замечание Юнга о «волновой» теории света — это и волна и частица, и то и другое верно (Jung, 1947, р. 229). Так что следует принимать во внимание различные возможности.
Фокусирование на контрпереносе определенно сопряжено с погружением в область неуверенности, неясности, и смешения субъекта и объекта. В целом, однако, этот метод не более подвержен всем этим опасностям, чем любые другие. Маловероятно, что проблемы контрпереноса не появляются в стилях работы, не учитывающих контрперенос. С другой стороны, в фокусировании преимущественно на собственных внутренних процессах аналитика может заключаться риск упустить или проигнорировать процессы пациента. Однако это не единственный возможный метод. Многое в изысканиях Юнга, работе лондонской школы, исследованиях Дикмана, а также всех авторов, упоминаемых здесь, в значительной степени связано с этой темой. Каждый автор привносил свои личные вариации, вполне заслуживающие внимания. Основные юнгианские принципы, касающиеся взаимной трансформации в анализе, вовлеченности аналитика, таинственных сил психики и телеологического взгляда на природу бессознательного, задействованы в моем подходе. Даже наиболее «невротический» контрперенос может содержать в себе, как сказал Юнг о неврозе пациента: «подлинное золото, которые мы никогда бы не нашли в другом месте» (Jung, 1934a, р. 170).
68
См. Freud (1913, 1915). Честно признаваемые Фрейдом ограничения в вопросе о том, чтобы пациенты видели его —«Я не переношу, чтобы меня пристально разглядывали по 8 часов в день» — интересным образом анализируются Когутом на предмет их нарциссического измерения.
69
Юнгианский аналитик Judy Savage обратила мое внимание на весьма интересную статью Carotenuto (1990), в которой высказывается предположение, что на взгляды Фрейда на контрперенос (не говоря уже о взглядах Юнга) серьезное воздействие оказал роман со Шпильрейн.