– Дело дрянь, – сказал он Кораллу. – Воняет, как от навозной кучи.
С запада лес, вероятно, тоже окружили. Меньше чем в двухстах метрах от края перелеска Мацек обнаружил два пулеметных ствола.
– Они нам неплохой котел приготовили. Даже паренек со жратвой не может сюда пробраться. Послали нас сюда, прямо к черту в пасть, – помотал он головой. – Это даже забавно. Только вот есть до смерти хочется.
Кораллу сейчас не до еды. Во рту горький привкус, Коралл напрасно облизывает пересохшие губы.
– Не пойму, как машина сюда подъедет. Если бы они даже великодушно собрались вытащить нас из этого пекла…
Коралл замялся.
– Машина будет немецкая, люди в немецких мундирах, и мы тоже поедем под видом раненых…
– Черт побери, я готов поверить в силу Любартовского подполья, если это удастся провернуть.
У Коралла вдруг возникают сомнения. Действительно, из-за пулеметов план кажется почти нереальным. А что еще можно придумать?
– Впрочем, – добавляет Мацек, – все возможно. Не такие чудеса бывали. Факт… Я сойду за ефрейтора Шнапса. Только кто станет разыгрывать весь этот спектакль ради двух раненых? Вас я не считаю, ноги у вас целы, можете сами до базы добраться. Я бы отправился на юг, там пока тихо, до наших еще не добрались.
– Интересно, что с отрядом, – замечает Коралл.
– Может, еще встретимся, – говорит Мацек. – Пожалуй, главное здесь Венява, вернее, тот приказ, который он не успел передать.
– Сколько времени можно быть без сознания? – вырывается у Коралла. – Скоро сутки, как мы ждем от него хотя бы словечка.
– Вы считаете, что он без сознания? Если бы хотел, давно бы сказал.
– Глупости!
– Ну уж нет! Пойдем посмотрим, что с ним. – Мацек поднялся. – Пойдем?
– Пан поручик… – Коралл стоит на коленях возле Венявы.
В тени густой листвы блестят широко открытые глаза.
– Я же говорил, – шепчет Мацек.
Коралл стискивает зубы, стараясь не замечать тошнотворной вони, наклоняется как можно ниже, почти к самому лицу раненого. Действительно, ему кажется теперь, что в глазах Венявы есть искорка сознания.
– Скажите хоть что-нибудь. Вы меня слышите, Венява? Не можешь говорить? Ну, хоть глазами покажи.
– Говорит! – резкий шепот Мацека и одновременно быстрая дрожь в груди и движение, вернее, неясное, чуть заметное дрожание губ, слепленных розоватой пеной, сдавленное, глухое бормотание.
– Не понимаю, – шепчет Мацек.
– Подожди!
Снова почерневшие губы пытаются что-то произнести, звук обрывается, и уже одними губами, раз, другой: «Пить!»
– Понимаю, пан поручик, – тихо произносит Коралл. – Воды нет. Мы поищем. Где приказ – приказ для отряда?
Они напряженно следят за глазами раненого – напрасно, губы уже не шевелятся, веки полузакрыты; лицо Венявы становится чужим и далеким.
– Он пить хочет, – поднимается Коралл.
– Конечно! Но нам хотелось бы выяснить кое-что другое…
– Надо найти воду, – говорит Коралл.
Он сам ощущает теперь набухшую, сухую горечь в потрескавшемся рту, но слюну проглотить не может, воздух проходит как сквозь кляп.
– Я уже искал, – говорит Мацек, – довольно с меня.
– Теперь я пойду. А с этой стороны дороги ты искал?
– И с одной стороны и с другой. Я порядочно прошел. Надо бы сходить в деревню и попросить у жандармов ведерко.
– Ладно, я так и сделаю. Но сначала я пойду за дорогу, немного дальше, чем ты ходил…
Перебежав дорогу, Коралл остановился. Теперь дорога кажется ему шире, чем тогда, когда он увидел ее впервые вместе с Мацеком. Прямая, как стрела, она отделяет перелесок, в котором остался Мацек с ранеными, от большого леса. Впрочем, это не дорога, а насыпь под строительство какой-то автострады или стратегического шоссе, – по обе стороны тянутся валы, в ослепительном солнце белеет щебень, облитый известкой.
Деревья вдоль тракта на расстоянии нескольких метров срублены, и только короткие культяпки пней торчат над разрытою землей. Отсюда виден весь перелесок. Коралл вспоминает участок, на котором остались Мацек и двое раненых, небольшой клин, окруженный со всех сторон немцами. За Кораллом раскинулся огромный лес. Он огляделся – глубокая, иссеченная светлыми полосами полутень от густых крон обещает убежище. Он еще раз посмотрел на дорогу, блестящую, как рыбья чешуя, и тут же заметил, что думает только о себе, а не о тех, в перелеске. На дороге пусто; слева и справа никакого подозрительного движения, ничего не видно, не слышно, только раскаленный песок слепит глаза.
По протоптанной тропинке Коралл не спеша углубился в лес. Несмотря на тень, здесь тоже было жарко и так душно, будто на голову набросили мешок. Какое-то время его окружала тишина, а потом он услышал постукивание дятла, его ритм отдавался в голове и руке, и даже когда дятел замолк, его стук продолжал отзываться в ране.
Вокруг ни следа воды. На подсеченных стволах сосен застыли капли смолы, скатывающиеся в жестяные мисочки. Сухая лесная пыль пахнет смолой. Этим запахом заполнены легкие, когда Коралл перед сном приближает лицо к стене и дышит соком свежих досок. Потом он поворачивается на кровати раз, другой, чтобы проверить ее мягкость, слышит сквозь сон приятный хруст соломы в тюфяке. «Вероятно, у меня жар», – думает он, протирает глаза и прислоняет ладонь к щеке. Щека горячая, но и ладонь горит, все пылает жаром. «Как далеко я уже ушел. Вероятно, с километр. Мне необходима хорошая перевязка, – говорит он вполголоса, – может, врач… Я иду на запад, все время иду на запад…»
Нет ни родника, ни ручья, тропинка ведет теперь среди густого папоротника; края листьев скручены, как помятая бумага, пожелтели на солнце. «Если идти все время в этом направлении, то до ночи можно добраться. О чем это я думаю?» – удивился Коралл. Он замедлил шаг. Лес тянется на шесть-семь километров на запад, потом надо обойти Чемерки, дальше – поля и снова сарновские леса; через Тысменицу можно перебраться вброд, потом – кладбище, мельница Флисовой, костел… Как хорошо он помнит дорогу. За костелом – напрямик выгоном – в сад. Вишни… Кислая, сочная мякоть наполняет рот, в горло просачивается струйка холодного сока. «Вам только тридцать километров до дома, и вы ранены…» Теперь даже меньше тридцати (он по-прежнему идет в том же направлении), меньше двадцати девяти; каждый шаг приближает к дому, самое главное – отмерять расстояние, метр за метром.