Может, и Оксана кому-то дала… путевку в большую половую жизнь. И не одну.
— На какой курс перешла?
— На четвертый. Еще полгода, и все…
— На фельдшера учишься?
— А вы откуда знаете?
Павел многозначительно промолчал. Медсестрами после трех лет учебы становятся, а на фельдшера-лаборанта плюс еще полгода уходит. И еще он знал, что именно будущие фельдшерицы больше всего и зажигают, особенно на третьем курсе.
Не очень-то испугалась Оксана, увидев его у реки. Руками наготу закрыла, но возмутилась несильно. В игру с местными отморозками охотно вступила, причем собственная нагота ее не очень смущала. И к нему, к незнакомому мужчине жмется без всякого стеснения.
— А куда мы идем? — снова спохватилась она.
— Не на себе же тебя в Саврасовку нести…
Павел свернул с дороги в заросли вербняка.
— Куда ты меня тащишь? — Ее тело заметно напряглось.
— В кусты.
— Зачем? — Она дернулась, убрав руку с его шеи.
— А чем обычно занимаются мужчина и женщина, когда остаются в кустах наедине?
— Не надо! — Оксана возмущенно мотнула головой, но при этом даже не попыталась вырваться.
Как была, так и осталась на руках. И на Павла смотрела как женщина, которой ничего не стоило переспать с мужчиной. Сейчас она смирится с неизбежностью, и можно начинать… В своей общаге она привыкла к таким поворотам событий. Там же как — спишь, смотришь сны, и вдруг среди ночи вламывается через окно любитель девочек, ставит перед фактом. Девчонки сначала смущаются, потом ищут и находят приятные моменты в ситуации, ну а дальше все как по маслу…
— Я хороший.
— Я знаю, — Оксана вдруг порывисто обняла его за шею обеими руками.
Павел осуждающе покачал головой. Что и требовалось доказать. Девочка созрела, можно начинать…
— Здесь побудь.
Он поставил ее на ноги, подошел к своей «Ниве», откинул от нее свежесрубленные ветки, снял маскировочную сеть.
— Ничего себе! — восторженно протянула Оксана.
Машина у него не новая, но в отличном состоянии. И главное, своя.
— Никогда б не догадалась, что здесь машина.
— Утырков развелось… — Павел красноречивым жестом указал в сторону, где остались недобитые весельчаки.
Он всегда так прятал машину, когда отправлялся бродить по берегу реки. Это не трудно, если уметь. И на душе спокойней, когда транспорт в безопасности. «Ниву» и угнать могли, и просто покуражиться над ней — стекла побить, шины изрезать.
— Давай сюда!
Он посадил Оксану в машину, достал аптечку, перекисью обработал рану на ее ноге, наложил повязку. Она тянула к нему ногу, не очень плотно смыкая бедра. Он мог бы заглянуть к ней под подол, но не делал этого. Может, она и шлюха, но так ведь он же не извращенец.
— Спасибо вам! — мило улыбнулась Оксана.
— А поцеловать?
Она мягко положила руку ему на плечо и послушно поцеловала в щеку. Подставь он губы, она бы подарила ему глубокий поцелуй. Во всяком случае, Павел в том не сомневался. Он взял девушку за ноги, занес их в машину, повернув Оксану на девяносто градусов. Закрыл за ней дверь и сел за руль.
— Как у вас здесь здорово! — Она ладонями шлепнула по кожаной обшивке сиденья.
— А почему у вас? Я что, такой старый?
— Ну, не старый.
— Мне всего двадцать шесть. А тебе сколько, восемнадцать?
— В мае исполнилось…
— Восемь лет — не разница.
— Так никто и не говорит… — Оксана мило улыбалась.
— Меня, между прочим, Павлом зовут. Можно просто Паша.
— Очень приятно! — Девушка не сводила с него глаз.
Она явно чего-то хотела. И домой точно не спешила. Может, она для того и купалась голышом, чтобы найти на одно место приключения. И нашла, да Павел помешал… Может, он просто обязан исправить свою ошибку?
— А этих охламонов как зовут? Ну, которые тебя обижали.
— Маркел, Гарик, Мишок… Четвертого я не знаю.
— А троих знаешь?
— Из Саврасовки они. Никому житья от них нет.
— Чего так?
— Так никому проходу не дают.
— А тебе?
— Ну, ты же сам видел, — вздохнув, невесело сказала она.
Но и горечи в словах Оксаны не было. После училищной общаги не так уж и страшно было пройти через Маркела, Гарика и Мишка. А сегодня еще и с их дружком можно было бы познакомиться, да Павел не дал…
— Может, не надо было голышом купаться?
— Больше не буду.
— Ты домой торопишься? — Павел и сам не понял, как его рука оказалась у нее на коленке.
— Нет. — Она даже не дернулась, а ее красивые глаза подернулись поволокой.