— Не так уж безобразно! — примирительно сказал я. — Мне даже идет это устройство…
«Не хватает только костылей!» — прозвучал ответ в наушнике, хотя она лишь пожала плечами.
Я сел за стол и тоже взял какую-то книгу. Жена продолжала читать. В ушах у меня ясно звучал текст ее книги, затем голос стал звучать сбивчиво и неясно. И вдруг возникла ее собственная мысль: «Попросить у него денег?.. Нет, лучше после ужина, когда он поразмякнет!» Снова прозвучал текст из книги, а затем снова ее мысль: «С тех пор как он занялся этими идиотскими опытами, он стал невыносимым скрягой… Что я ему — бедная родственница, чтобы выклянчивать каждый лев?.. Эта затычка в ухе, наверное, обошлась в месячную зарплату, но на свою блажь он не скупится!»
— Ты в самом деле так плохо слышишь? — спросила она.
— Да, плохо, — ответил я. — Особенно в последнее время.
«Бедняга, как он вдруг сдал!» — подумала она и закрыла книгу.
— Но вы выглядите совсем недурно! — перебил я своего гостя.
Он улыбнулся, но улыбка вышла невеселой.
— В ваших глазах, возможно, но не в глазах молодой женщины… Впрочем, однажды я пошел с ней в какой-то клуб, и, хотя она попросила меня не брать аппарат, я не утерпел… Я понял, что ей со мной неловко и что она даже стыдится меня… Я был не так разговорчив и остроумен, как ее друзья, и далеко не так молод… Вдобавок, увлеченный своим подслушиванием, я был очень рассеян, и она с раздражением подумала: «Просто стыдно бывать с ним на людях… Нельзя водить его сюда — он не годится для такой компании!»
— Что же было со служанкой? — спросил я.
— В тот же вечер я заговорил с ней об этом, — кивнул гость. — Я сказал ей, что Марийка за последнее время что-то побледнела и осунулась, — может быть, она недоедает? Жена сердито поглядела на меня и небрежно ответила: «Не хватает мне только следить за ней, ест она или нет!» Но думала она совсем другое: «Уж не хочешь ля ты, чтоб на твою профессорскую зарплату я устраивала пирушки для служанок?»
— Так, значит, вы профессор? — спросил я.
— Да, — кивнул гость.
— Господин профессор, вам явно не повезло с женой! — хмуро заметил я.
Мой гость испытующе посмотрел на меня.
— В сущности, она не такая уж плохая женщина! — нехотя возразил он. — Любой посторонний наблюдатель сказал бы вам, что она примерная жена… Она прекрасная хозяйка, дом открыт для всех, она хорошо готовит и неизменно заботится о моем белье… Она не назойлива, не устраивает мне сцен и скандалов, не тиранит меня и не ворчит, когда я задерживаюсь… Более того — она верна мне… Как я понял, за последние годы она несколько раз влюблялась, и в душе у нее остались об этом хорошие, чистые воспоминания. Но физически она никогда мне не изменяла… Несмотря на свое душевное убожество, холодность и эгоизм, в этом отношении она человек порядочный… Я долго подслушивал ее мысли и понял ее насквозь, добрался до глубины ее души… Она не любит меня… Иногда она меня жалеет, иногда бывает добра со мной, но обычно я вызываю у нее досаду, смешанную с физическим отвращением, возникшим, очевидно, в последние годы… Я совершенно чужой ей человек… Я понял, как страшно заблуждался я еще недавно, как одинок я на этом свете, как холодно и пусто вокруг меня… А раньше я ничего не подозревал… И еще я понял, что нельзя винить одну лишь ее, что я тоже виноват, так как был глух и слеп, подобно большинству мужей…
— Вы напрасно оправдываете ее! — сухо возразил я. — Насколько я понял, пустым и низким человеком оказалась она, а не вы… А то, что вы считаете порядочностью — есть самое обычное мещанство…
— Не знаю! — вздохнул он. — Я стараюсь быть объективным… справедливым… Если б вы слышали мысли, как я, вы бы поняли, что мир совсем не таков, каким мы его себе представляем… Душа человека не поспевает за изменениями внешних условий… Если б вы могли слышать, как я, у вас были бы совсем иные представления о добре и зле… Вы лишились бы многих иллюзий, которые, вообще-то говоря, очень полезны, особенно для писателя… Никто не имеет права учить людей добру, если сам твердо не верит в него, если не убежден, что оно всемогуще и живет повсюду вокруг нас.
— У вас есть друзья? — внезапно перебил я его.
— Я ждал этого вопроса! — ответил он. — Да, у меня есть друзья… Есть даже друг детства… Мы часто видимся и откровенно делимся мыслями… Но стоило мне вставить в ухо эту крохотную штучку, как я понял, что мы никогда не были откровенны и никогда по-настоящему не знали друг друга. Ему одному я доверил под самым большим секретом тайну своих исследований, правда, не сказав, что мне удалось достигнуть разительных успехов. Лишь недавно я намекнул ему, что моя работа заметно продвинулась вперед. Он искоса поглядел на меня и с напускным оживлением пробормотал: