— Извините, — сказал он вежливо.
В ящике была только розовая квитанция — счет за воду. Теперь из-за каких-то тридцати стотинок придется часами выстаивать у разных окошек. Эмил сердито зашагал по ступенькам, брюки его прилипали к коленям. Ко всему прочему только перед дверью он сообразил, что забыл ключи в редакции.
Пришлось звонить несколько раз, пока ему не открыли. На пороге появилась Вера в своем ядовито-зеленом атласном халате и в резиновых перчатках. Вероятно, она мыла посуду, потому что на животе у нее проступило мокрое темное пятно.
— Дождь идет? — спросила она удивленно.
Из-за плеска воды в умывальнике Вера не слышала дождя. Впрочем, эти мужчины могут вернуться мокрые, как котята, даже если на небе нет ни облачка. Она шла за ним и печально смотрела на мокрые следы, которые он оставлял на полу коридора. Все это, конечно, перейдет и на ковер.
— Не понимаю, — сказал Эмил, — отчего ты не заплатила за воду…
— Оттого, что у меня нет денег, — ответила она.
— Как это нет денег? — сказал Эмил. — Ведь я тебе вчера оставил…
— Не вчера, а позавчера…
Такие разговоры они вели не в первый раз.
— Хорошо, пускай позавчера, — сказал Эмил. — Но на столько люди полмесяца живут…
— Я купила себе комбинации, — ответила она.
— Сколько?.. Десять? — спросил он саркастически.
— Гораздо меньше…
— Отчего не сказать прямо, что ты проиграла в покер!
— Один ты имеешь право проигрывать в покер? — ответила она сварливо.
— Во-первых, я уже не играю!.. — сказал Эмил. — И во-вторых, скажи мне, кто составлял партию…
Вера помедлила с ответом:
— Роза и…
— Роза и Нати… Ты что, не понимаешь, что они сговорились, дурочка…
Вера промолчала. Она знала, что так оно и есть, но именно это ее и привлекало. Эта неравная и непосильная борьба волновала ее гораздо больше, чем пьесы мужа. Эмил надел сухие брюки и теперь тщетно искал халат.
— Куда ты его засунула? — воскликнул он с досадой. — Живешь как во сне…
Это было в какой-то степени верно. Сочиняя в уме тонкие сложные комбинации, с помощью которых она вдруг выигрывала огромную сумму, она могла засунуть в кастрюлю вместо куска баранины ботинок Эмила. Он напрасно рылся в гардеробе. Они были женаты два года, но за эти два года она оттеснила два-три его костюма в самый угол, а все остальное заняла своими платьями.
— Вот же он! — воскликнула она обрадованно.
Эмил обернулся. Халатом она заткнула отдушину голландки, выходившей с одной стороны в спальню, а с другой — в его кабинет. Оттуда почему-то ужасно дуло.
— Молодец! — сказал он. — Как это ты умно придумала! Теперь засунь туда брюки… Они мне не скоро понадобятся…
Вера смотрела на него, озадаченная его серьезным тоном. В конце концов нужно же туда что-то засунуть?
— Ну! — крикнул он. — Что ты уставилась, запихивай!
Дело кончилось плачем, поцелуями, взаимными укорами и объяснениями. Потом, когда высохли последние слезы, она сунула руки под его мятый халат и с любопытством спросила:
— Зачем тебя звали в редакцию?
— Ни за чем, — ответил он уклончиво.
— А все-таки?
— Очерк заказали, — сказал он.
Она задумалась. Нет, это нехорошо. Очерк — значит, командировка, измены и, в результате, — пустяковые деньги.
— Гм! И что тебе досталось?
— Пожарник! — сказал он, улыбаясь.
— Это еще ничего, — сказала она. — Вполне могли подсунуть тебе какого-нибудь мусорщика.
— На этот раз я сам себе его выбрал, милая, — ответил он примирительно.
— Никогда не сомневалась в твоем вкусе! — сказала она. — И что же сделал этот твой пожарник?
— Не знаю, что сделал, но важно, что он работает в Софии… И мне не нужно мотаться по разным городишкам.
— Вот это хорошо, — сказала Вера. — Ты проголодался?
Пока она сновала из кухни в комнату, он подошел к окну и по привычке посмотрел вниз. Дождь перестал, у тротуара, как пятно томатного соуса, выделялся отмытый верх машины. Вид собственной машины, который всегда придавал ему уверенности в себе, сейчас лишь ненадолго привлек его внимание. На третьем этаже дома напротив у самого окна сидела черноволосая девушка с сигаретой в руке. Розовая бретелька комбинации нежно лежала на красивом голом плече. Вокруг нее вертелась портниха с наполовину готовым платьем и что-то оживленно говорила.