— Выпей немного минеральной! — сухо сказала она.
Часть жидкости пролилась мне на рубашку. Очевидно, у меня был очень жалкий вид, потому что она добавила уже гораздо мягче:
— Раз не можешь пить — не пей!.. Посмотри на отца… Думаешь, он меньше выпил?
Дальше у меня начались провалы в памяти. У машины лейтенант-автоинспектор предупредил Румена, что сразу же отберет у него права, если тот попытается сесть за руль. Кто-то предложил переночевать в гостинице.
— Я должна вернуться! — решительно заявила Бистра.
Откуда-то из мрака возник отец. Очевидно, он слышал наш разговор, потому что предложил нам подождать, пока он вернется. Вряд ли он старался ради меня или заросшей рожи Владо. Когда он сел в машину, я заорал:
— А почему у него не отбираете права!.. Он тоже пил!
Друзья стали толкать меня локтями. Милиционер хмуро посмотрел на меня, но все же подошел к отцу. Перекинувшись с ним парой слов, он козырнул и ушел.
— Ты просто невозможен! — с яростью воскликнула Бистра. — Убирайся отсюда!
Я пошел на веранду — ближе к звездам. На те, что над головой, страшно было смотреть — мороз подирал по коже при мысли о ледяном мраке, в который они погружены. А звезды под ногами казались теплыми и близкими. Они мигали. И, видно, ни черта не понимали в своем деле, потому что все рассыпались кто куда. А мне хотелось, чтоб они выстроились и прошли мимо меня торжественным маршем. Но звезды даже не шелохнулись, равнодушно мигая мне в глаза. Я разозлился, орал и плевал на них, но они не обратили на это никакого внимания. Тогда я заплакал. Звезды размазались по небу и погасли. Когда я открыл глаза, река огней текла передо мной, вниз от Княжева, вливаясь в водоворот в центре города. И дальше были огни, и еще дальше. А совсем далеко, во мраке, светилось крохотное красное сияние. Это — земная Андромеда. А на небесной, может быть, сейчас тоже стоит какой-нибудь пьяный, пропащий парень и плюет на все и на всех.
Подошла Бистра и молча стала рядом. Я немного протрезвел.
— Где остальные? — спросил я.
Она помолчала и хмуро ответила:
— Румен смылся.
— А мы?
— Должен же кто-нибудь ждать твоего отца! — сердито ответила она.
Приглядевшись к ней в темноте, я догадался, что она замерзает в своем тонком платьице. Я начал стаскивать пиджак, но она остановила меня.
— Не надо!.. Ты только прикрой меня!..
Мы укрылись с ней пиджаком, но ее маленькое трепетное тело оставалось холодным и неподвижным. Пока не подъехал отец, она не проронила ни слова. Я думал, что она займет место спереди, но она села рядом со мной. Отец тоже молчал, лицо у него было хмурое. Он вел машину уверенно, на большой скорости; на поворотах пронзительно визжали тормоза. Фары разметали все впереди; во мраке на мгновенье рождались камни, деревья и тотчас умирали.
— Это виски тебе боком вышло! — наконец проговорил отец.
— У него все прошло, — сказала Бистра.
И правда, мне было лучше. Я почувствовал, что правый бок, к которому она прижималась на террасе, теперь оледенел.
— И под конец можно было обойтись без твиста.
— Почему? — спросил я.
— Прежде всего потому, что это не танец! — сказал он. — Разве это танец, если не все могут танцевать?
— Ты хочешь сказать — если ты не можешь?
— Хотя бы и так.
— То-то и оно! — сказал я. — А я не хочу ни в чем походить на тебя… И делаю только то, что тебе не нравится.
Отец, полуобернувшись, поглядел на меня.
— Постыдился бы! — сухо сказал он.
Бистра толкнула меня локтем.
— Товарищ Игнатов, — тихо сказала она, — стоит ли окончательно портить этот вечер?
— На вас я не сержусь, — ответил отец.
— Ничуть? — с сомнением спросила она.
— Ничуть.
— Это хорошо!.. Если вы хотите по-настоящему помириться, отвезите нас в бар.
Он долго молчал, как будто не расслышав.
— Ни один разумный человек не ходит в бар, — наконец сказал он.
— О! Почему же?
— Потому что боится подмочить репутацию! — ответил я вместо него.
— Но вы будете там вместе с сыном… И, может… с будущей снохой, — вдруг выпалила она.
Немного озадаченный, он поглядел на нас в зеркальце.
— Нет, уже поздно, — холодно возразил он. — Завтра у меня доклад министру… Нужно явиться со свежей головой.
— Вот в этом я не уверена, — сказала она. — Мутная голова всегда интересней.