— Проспала, Sir, — соврала я, не моргнув глазом.
Но он принял мои слова за выражение непосредственности и улыбнулся.
— Ты, видимо, хочешь мне что-то сказать?
— Нет, Sir… Но я спасаюсь от Бедо. Он собрался меня бить.
— Как так — бить? — Он не поверил своим ушам и даже остановился. — Какой Бедо?
— Бедрос… Фамилию я не могу произнести, очень трудная.
— Бедрос Хампарбурцян? — спросил он.
Боже, как он не вывихнул язык!
— Да, Sir…
Входя в вестибюль, Sir, наверное, заметил Бедо, потому что сейчас он вдруг обернулся. Бедо все еще стоял на месте и глазел на нас с таким видом, будто у него вынули изо рта лакомый кусок. Sir большой добряк, но когда разозлится, то так взглянет, что дрожь проймет. Наверное, такой взгляд достался и Бедо, потому что он сразу же поджал хвост и молча пошел вниз по лестнице.
До чего же мил наш Sir, как жалко, что нельзя выйти за него замуж!
У Боби далеко не уютно, но только у них можно спокойно поиграть в карты. Прежде всего, стулья у них жесткие и с высокими спинками, так что все время приходится сидеть прямо, как свечка. И почему-то у них всегда холодно — даже летом можно окоченеть. Лишь к четырем часам Фанни выставила нам по рюмочке коньяку; да разве от такой рюмочки согреешься! Фанни, мать Боби, занятная женщина. Мясистая, вся в пятнах, за сто шагов воняет не то аптекой, не то парфюмерным ларьком. И при этом ходит как слон, потому что одно колено у нее замотано грязной шалью, а поясница — овечьей шкурой. Но в покер она играет зверски; это я уже от многих слышала. С нами она, конечно, не связывается, только иногда присядет на две-три минуты, пока Боби болтает по телефону.
Вообще же партия у нас собралась серенькая.
Цецка играет трусливо и вступает в игру лишь на тройку. И если получит свою тройку, так краснеет, будто у стола зажгли лампу с красным абажуром. Звезда вообще не играет, мысли ее заняты чем угодно, только не картами. Сегодня она меня страшно разозлила. Мне достался фуль червей, Боби начала игру, я подняла ставку втрое. Но Звезда, словно не расслышав, рассеянно ковырялась в орешках.
— Ты играешь? — спросила я.
— Что? — вздрогнула она.
— Спрашиваю, ты играешь?
— Во что? — удивленно спросила она и спохватилась: — Ах, извините, я задумалась.
Фуль обжигает мне руки, но я, чтобы не выдать карты, спрашиваю небрежно:
— О чем же ты задумалась?
В сущности, я делаю ей комплимент — ведь она абсолютно не способна думать. Но своим глупым вопросом я испортила все дело. Она вдруг просияла.
— Знаете, в магазине при опытной фабрике выбросили шерстяной жоржет. Всего одну штуку, но расцветка потрясная!..
Даже Боби забыла про карты и вытаращила глаза.
— Какая?
Звезда начала рассказывать про прелести шерстяного жоржета, а я все время сжимала мой фуль, аж руки вспотели. До смерти ненавижу такие разговоры — про тряпки да разные туфельки. Сама я покупаю первое, что мне попадется, шьет мне мама, и все же я всегда одета с бо́льшим вкусом, чем они.
Наконец я не выдержала.
— Так ты будешь играть? — заорала я так, что Звезда подскочила на стуле.
— Буду, буду! — испуганно ответила она.
— Я утраиваю!
— А, тогда я пас!
Ну какая после этого игра! Разумеется, Боби сразу догадалась, что я зажала сильную карту, и увильнула. Она вообще здорово играет, когда-нибудь заткнет за пояс и мать. В нашей партии чаще всего выигрывает она, изредка — Цеца. А мы со Звездой — никогда!
Настроение у меня окончательно испортилось. В половине пятого я начала лепетать, что у меня важное дело. Но Боби отпустила меня только в пять, да и то мне пришлось намекнуть, что жоржет распродадут без них. Тут они все вдруг засуетились, а Цецка спросила:
— А почем метр?
— Шестнадцать левов, — ответила Звезда.
— Кошмарно дорого, — сказала Цецка, и лицо у нее вытянулось.
Для нее все «кошмарно дорого», потому что отец ее работает вахтером на агрономическом факультете. Боби поддержала ее, но Звезда с ними не согласилась. И не мудрено — ее отец делает аборты. Пока они препирались, я схватила плащик и сбежала по лестнице. Даже по улице я бежала как школьница, спешащая на свидание со студентом. Но, слава богу, я вовремя спохватилась и сбавила шаг. Как-никак, я дама и должна вести себя с достоинством. Я пошла совсем медленно, стараясь не наступать на швы между плитами. В результате я налетела на какую-то старуху, взглянула на часы и немножко ускорила шаг. Нет, наверное, сорвется наша сегодняшняя встреча. Я загадала, что, если доберусь до улицы Шейново, не наступив ни на одну черту, все кончится хорошо.