Об Евгении я думала реже, у него друзей и защитников хоть отбавляй. Да и в душе я не была так уж уверена, что он заслуживает оправдания. Что ни говори, а раздавить человека — не пустяк. Доказывай после этого, что ты прав, а все остальные — виноваты.
Иногда по утрам звонил телефон, но я не поднимала трубки. Боялась, как бы это не оказался Мечо или какой-нибудь еще возмутитель спокойствия. Изо всех сил я старалась не думать обо всей этой неприятной истории. Я давно заметила, что если на что-нибудь не обращать внимания, то оно само собой мало-помалу исчезает. Наверное, это и правда так, недаром чаще всего болеют те, кто только и думает о болезнях. А я никогда ничем не болею, даже гриппом.
Но на этот раз так не получилось. Однажды вечером, за несколько дней до суда, мама неожиданно спросила меня:
— Ну, как ты решила, Бистра, пойдешь на суд?
Я так и примерзла к месту. А она говорила совсем спокойно и смотрела на меня, не сердясь.
— Какой суд?
— Не прикидывайся, я все знаю.
Слава богу, что она не знает всего, иначе от ее спокойствия ничего бы не осталось.
— А как ты думаешь? — осторожно спросила я.
— Ты непременно должна пойти!.. Другого выхода нет!
— Почему?
— Сама знаешь почему. Прежде всею, это твой долг.
— Мой долг! — взвизгнула я и почувствовала, что меня понесло. — Запомни: мне это слово непонятно. И, может, слово распрекрасное, но вы его так испохабили, что тошно слышать.
Она еле заметно усмехнулась, а быть может, мне только показалось. Нет, вид у нее был очень удрученный.
— Я говорю о долге, чтобы не обидеть тебя, — сказала она. — А если ты подумаешь хорошенько, то убедишься, что это в твоих интересах.
— В моих интересах? — воскликнула я. — Хорош интерес: стоять перед судом и срамиться на глазах у всех!
Мама вздохнула.
— Так или иначе, а шила в мешке не утаишь, — с горечью сказала она. — А когда люди увидят тебя, они поймут, что ничего страшного не произошло.
— Конечно, ничего страшного не произошло! — воскликнула я. — Ведь я тогда просто пошутила. Да и то потому, что Евгений накрутил меня.
— Не сомневаюсь! — убежденно сказала мама. — В нашей семье все порядочные и добрые люди. Это у нас в крови.
Бедная мама! Как хорошо, что она витает в своих литературных облаках.
— Ладно, допустим, что я пойду на суд. А ты придешь?
— Нет! — сказала мама. — От этого унижения я тебя избавлю.
Вот этого-то ей не надо было говорить. Я взбеленилась и раскричалась на весь дом.
— Не пойду, хоть на кол меня сажайте! Не пойду, не пойду, не пойду! Так и знай: ни за что на свете не пойду!
Я бросилась на постель и заревела.
Никогда мне не забыть тот мерзкий день.
Слушание дела было назначено на девять, но началось в десять. Евгения до суда я не видела, лишь на миг мне показалось, что где-то мелькнула его долговязая фигура. Да и Владо сразу же утянул меня в какой-то вестибюль, а потом в вонючий буфетик. Наверное, он считал нужным занимать и развлекать меня, но делал это так неумело, что я совсем скисла. Наконец он это заметил и перешел на анекдоты. Все они были бородатые, но чтоб хоть как-то сохранить форму, я старалась улыбаться. Мне никогда раньше не приходило в голову, что этот рассеянный парень такой добряк. Все же Владо удалось заинтриговать меня, рассказав со всеми подробностями биографию Элизабет Тейлор. Исключительная женщина — четверо мужей, миллион глупостей, — но я ей ничуть не позавидовала. Четверо таких породистых мужиков, как ее кобели, — слишком много для любой нормальной женщины. Владо очень обрадовался, заметив, что я оттаяла, и начал громоздить новые подробности, но в эту минуту появилась мать Евгения.
Я заметила ее издалека — у нее был очень расстроенный вид. Она подошла к нашему столику и окинула меня холодным, отсутствующим взглядом.
— Мне очень жаль, но процесс будет открытым! — сухо сказала она. — Согласно нашему уговору, вы имеете право не выступать.