— Ты слышала?
— Слышала, — сказала она. — Уходи, прошу тебя… Уходи сейчас же…
— Я уйду, — сказал он. — Но завтра я вернусь… Навсегда…
— Нет, не надо, не надо! — расплакалась она. — Уходи!.. Я не хочу, чтобы ты возвращался!
— Герда! — воскликнул он.
— Не хочу! Ты слышишь?.. Ты придешь, и она за тобой!.. Я не хочу ее видеть, мне страшно!
— Герда, возьми себя в руки! — сказал он.
— Я уже сказала тебе! Не могу! Сил нет! Мне страшно!
А он все глядел на нее, молчаливый и подавленный, и тогда она визгливо выкрикнула:
— Уходи же! Прошу тебя! Ты слышал?
Он надел фуражку, не торопясь затянул пояс, застегнул негнущимися пальцами все пуговицы на кителе. Больше он не смотрел на нее, он боялся на нее взглянуть. Медленно повернувшись, он направился к двери. Он надеялся услышать ее голос, услышать свое имя, но за спиной его было тихо. Двигаясь как во сне, он захлопнул за собой наружную дверь и стал медленно спускаться по лестнице. Надежда еще жила в нем: вот-вот послышится знакомый голос, и, глянув вверх, он увидит ее молящее, залитое слезами лицо.
Он вышел на улицу и остановился. Надеяться не на что. Он осмотрелся вокруг. Жена поджидала его на углу, под фонарем. Увидев его, она сорвалась с места. Но он, повернувшись к ней спиной, побежал в другую сторону.
Время было за полночь, людей на улице было мало. Редкие прохожие оглядывались, иные останавливались и смотрели вслед. Куда бежит, как безумный, этот высокий костлявый полковник? Забавная картина: посреди ночи несется по улице полковник, натыкаясь, как слепой, на столбы и деревья. А он задыхался и хрипел, спотыкался, автомобильные фары слепили глаза, но он не останавливался. Лишь подбежав к зданию своего управления, он умерил свой изнурительный бег и четким, нервным шагом пошел дальше.
К вечеру они собрались втроем в маленькой гостиной профессора и не спеша смаковали тетевенскую сливовицу. Перед ними на маленьком круглом столике были разложены соблазнительные закуски: перчики, маринованные луковки, корнишоны и даже тарелочка с маринованной рыбьей печенью. Профессор знал толк в таких вещах. Правда, вкус этих лакомств несколько портил неприятный запах анестезирующих средств, доносившийся из приоткрытой двери его кабинета. Противоположную стену занимала широкая двустворчатая дверь с матовыми стеклами. За ней слышались женские возгласы и тихий шорох костяных фишек — там женщины играли в покер.
Все трое когда-то учились вместе и время от времени собирались скоротать вечер — чаще всего у профессора, потому что миниатюрная мадам Северинова предпочитала мужскую компанию. Ради нее она пожертвовала бы даже покером, но надо было занимать дам. Ничего, пусть мужчины угощаются сами; если в компании одни мужчины, ничего плохого произойти не может.
Друзья не отличались разговорчивостью. Сидя за рюмкой, они молчали и отдыхали. Разговор завязывался лишь тогда, когда подходила пора идти по домам. Напрасно женщины бросали на них умоляющие взгляды и наступали им на ногу под столом. Споры затягивались далеко за полночь — бессмысленные споры подвыпивших людей, которые наутро не вспомнят ни слова из сказанного накануне. Может быть, именно поэтому в тот вечер никто не спешил нарушить молчание. Да и прокурор явно был не в своей тарелке — он жевал без аппетита и два раза чихнул в полную рюмку. Наконец, у профессора лопнуло терпение.
— Ты чего надулся, дуралей! — беззлобно воскликнул он. — Сливовица не по вкусу пришлась?
У друзей считалось особым шиком перебрасываться обидными прозвищами.
— Нет, сливовица хороша…
— Принести джину?.. Есть английский…
— Сиди, пожалуйста, сливовица вполне меня устраивает…
И, словно нехотя, прокурор добавил:
— У меня был сегодня неприятный случай… Но это пройдет…
— Ясно! — воскликнул хирург. — Знаю я твои неприятные случаи. Очередной раз пришлось поступиться совестью! — И он рассмеялся. — Ну и профессия — жить нахлебником у собственной совести.
— На этот раз ты не угадал, — мрачно буркнул прокурор.
— Ну что ж, расскажи нам…
— Нет, история не застольная, — сказал прокурор, — Пейте лучше сливовицу…
Но когда все пропустили по несколько рюмок, прокурор оживился, и в глазах у него засверкали обычные насмешливые искорки.
— Интересно! — проговорил он. — Я думал, что пресловутое вирусное заболевание, именуемое любовью, на пути к полному исчезновению… А оказывается, вовсе нет…
— Конечно, нет, — подтвердил хирург.
— Ты когда влюблялся в последний раз?