Смена на ЦС. Час ночи на приборе.Новые пришли. Сменившиеся тут.Не расходятся. У каждого во взоре… –Ждут.Так… Ну что ж, ребятки?Всё у нас готово. Всё у нас в порядке.Карта с целями. На цели картотека –Тип. Калибр. Состав. Когда стреляла. По скольку.Батарею каждую, как человека,По неосторожному узнали дневнику.Долгих сверочных анализов итогДа поправок метео, привязок топо…Всё в порядке, а?.. Не то… Не то…Понимаю, мальчики: Европа!Нам не новы – наступленье на побитых авто,Переезд клочка земли ничейной –Но багрец невиданного ЗавтраОзарил солдатские очелья.Будних серых дней прорвав оболоконце,Змеями-лучами жалит ваши лицаЗлобное, завистливо ликующее солнце –Солнце Аустерлица{114}.Утро роковое. Мы – на переломе.Не речушку перейдём – мы переступим бездну.Смотрит на меня горящим взглядом Сомин.Что тебе, сержант с решимостью железной?Немцы у тебя убили мать,Старика-отца повесили, сестру угнали, –Я не знаю слов, чтоб в этом утешать.Взялся утешать тебя Иосиф Сталин.У него хорошенькое средство есть,С осени оно тебе возвещено.Утешенье это – месть!Всё разрешено!!Всё дозволено солдату на земле германской:Девушек насиловать и обирать гражданских,Угонять коров и полыхать пожаром –Трижды с осени парторги, комиссарыСобирали, толковали, заставляли выступать,Заводили как святыню батарейную тетрадь«Счёт врагу» – и цену пролитых и выдуманных слёзВы туда вносили собственной рукой.Сомин: «У меня, товарищ капитан, вопрос».– «Да. Какой?»– «Остаётся в силе, что во вражеской странеМы расплатимся с фашистами до корки?»– «Видишь ли… вопрос, по сути, не ко мне,А… к парторгу».Старшина Хмельков – таким талантам радыКомандиры – плут и быстроглаз, на сделки – леопард,Артистически обманывает складыНа американскую тушёнку и на лярд,И бензин достанет, и ботинки спишет,Плексигласу тяпнет и припрячет хром, –Век такой партийный! – выбран выше –Парторганизатором, духовным главарём.Неохотно кашлянул, скосился. Я – ни бровью.Чёрт ли? – думает, – ну, кто в себе уверен?«Приезжали ж… Разъясняли ж… только кровьюМы расплатимся с фашистским зверем».Кто-то хочет что-то, перебив,Но Хмельков уже долбит с авторитетом:«За непоступленьем новых директив,Руководствоваться – этой!»Этой? И тотчас же с радостной ухмылкойТянется Евлашин: «А посылки?А с посылочками как, товарищ капитан?{115}Остаётся в силе?Эх, сестрёнки бы мои мадепаланВсей деревне на завидки поносили!»Да. Объявлено. Подписан вексель,Что Победу можно отоваривать.Юноши поводливые! Легче льОттого мне с вами разговаривать?«Как с посылками? Ведь ты ж ещё не там.До границ германских ты ещё дотопай».– «А дойдём?» – «Так шлите по пять килограмм,Но стесняйтесь, братцы, пред Европой! –Выбирайте с толком, не тащите рухлядь,Да берите незаметно, аккуратно, умно…»– «Ну, товарищ капитан, ну – как? Ну, скажем, – туфли?И опять же, скажемте, – отрез костюмный?»Губкин: «А приёмник можно?» – «Вообще-то можно…Хрен его… а может и нельзя?..{116}Поживём-увидим. Наперёд-то сложно.Спустят нам инструкций тысячу, друзья…»
Турич – у меня. Ух, печка-то, чертяка,Прогорела, на тебе поленце!Хватит, нарубили лесу у поляков,Скоро, брат, нарубим дров у немцев.Смуглый жар под пухом щёки золотит.Током, бьющимся под кожею, налитЛоб обтянутый, бороздкой первою просечен.Он – не юн уже. Таких – не гнали с веча.«Хорошо, что ты пришёл. Не всё же быть нам вместе.Может быть, расстанемся, сказать и не успеется:Турич! Пронеси сознанье гордости и честиПеред европейцами.Помни, что в Европе растревоженной,Где не так уж часто русские гостят,Каждый наш поступок, в тысячах размноженный,Как легенда станет. Нам простят,Нам простили бы наш нищий вид наружный,Локти драные, обмотки прелые,Если б мы прошли как гордые, как зрелыеСыновья страны великодушной.Если б сдержанно прошли мы сквозь Европу,Не прося подачек на убогость нашу,Если б наш рязанский недотёпаВанечка ЕвлашинДать понять союзникам бы могÀ propos[14], меж тостов двух за столиком,Что из многих путаных дорогМы нашли свою ценой ошибок стольких.Что жалеть не надо нас, что всё нам ведомо,Что – сердца, порывы, души вскладчину, –Этой самой раскалённою Победою,Воротясь домой, мы выжжем азиатчину.Вот о чём я думаю – надменным, сытым, имХоть бы изредка, хоть искрами, но показать,Что Россию, даже прокажённую, – чужимМы не разрешаем презирать.Но ведь он не сможет, даже еслиЭтому всему его я научу.Да и как учить? Во многом сам на перекрестьи,Сам не знаю я, чего хочу…Родина зовёт своих солдат к победной мести…Пусть идут! И я иду… И я – молчу».«Как же можно так, товарищ капитан?Понимать! Иметь в руках оружие войны!И – не действовать? Зачем тогда нам разум дан?Для чего же – чувства нам даны?»– «Для чего?… Не знаю. Я – историк. Я хочу – понять.Понимать и действовать – несовместимо.Нет, не так! Готов бы я гранатами швырять –Если б только рассчитаться мне с самим собой:Этот путь у Революции – один? неумолимо?Или был – другой?..»