Вышел, удручённый… Как им объяснить,Что всегда так было, что от веку идетСвойство памяти людской: всё прошлое хвалить,В настоящем лишь дурное видеть.Легче нет кричать: – Возьми его!Гарцевать, травить: – Ату!Но безмерно трудно выявитьДоводов чеканных чистоту,В вековой клубящейся глубиРазличить: to be or not to be?Как пред сфинксом, я стою пред государством,Водянистые глаза его не говорят:Убивать – или лечить? Реформы и лекарства –Или меч и яд?На столе – процесс Бухарина-ЯгодыИ четырнадцатый съезд ВКПб…Пролегли запутанные эти годыТайным шрамом по моей судьбеИ угрозой тайной: берегись!До чего живу я опрометчиво! –Вот войдут, откроют ящик из-под гаубичных гильз –Кончено! Добавить нечего!Книг!.. – запретных и допущенных,больших и маленьких…Кто из них, поскольку и докуда прав? –Холодно-жестокий Савинков?Ленин – изгоряча, иссуха шершав?Князь Кропоткин, снова нелегальный?Карл Радек, талмудист опальный?Пламенно пророческий Шульгин?{117} –Страшно мне! И кажется: я в зале театральном,Я сижу один.Некому шептать, опахиваться, шаркать,Аплодировать и гневаться из кресельных рядов, –Зал пустынный пышен и суров.Раздвигается тяжёлый красный бархат,И актёры, вставши из гробов,Предо мной играют запрещённую в премьереДивную, неведомую пьесу, –Никого в амфитеатре, никого в партере,Не колыхнет шёлком по портьереИ не скрипнет кресло.Надо всё запомнить – эти пантомимы,Эти тайны комнат, эти монологи, –Задыхаюсь и не знаю – выйду невредимымИли буду скошен на пороге.Вправду ль я один, или из Главной ЛожиЭту пьесу смотрят тоже,И меня заметили, и на меня кивнули Смерти?..…Книгу, где читаю, раскрываю. ВложенСвёрток с почерком знакомым на конверте.Мой Андрей! Какое колдовство,Что на фронте трёхтысячевёрстномПод Орлом на Неручи я повстречал его,И с тех пор, как праздник, привелось нам –То заскачет он ко мне наверхове,То заеду я к нему на «опель-блитце», –Мысли-кони застоялые играют в голове,И спиртной туман слегка клубится.…Трупной гнилью на просёлках пахло,Избных пепелищ, пшеничных копен гарь…Так откуда ж снова радостная нахлыньГорячит нам грудь и голову, как встарь?Столько пройдено в немного лет,Столько видено и взято наизвед, –Но по-прежнему в какой-то точке круга –Книга, стол, и мы друг против друга –Никого на свете больше нет.Пусть в патроне сплющенном коптит фитиль,В двух верстах – трясенье на краю переднем,Ближе – сходимся – яснеем – иЗапись отточённая о выводе последнем.Мой Андрей! Всегда с тобой мы будемДва орешка одного грозда.Что за диво – сходство наших судеб?Что за чудо – где бы и когдаМы ни встретились, как трудно, как не прямоНи легли б за нами долгие пути, –До чего доходишь ты умом упрямым,До того чутьём измученным дойтиВыпало и мне. Вот год с последней встречи,Раскружило, раскидало нас далече,Но держу письмо. Не только что по шифру,По разбросанным невинным цифрам,Где искать тебя, я вижу сразу, –Но язык письма условный,Как биенье жилки кровной,Подбодряет одинокий разум.Пишешь: «Долго думал я и вижу, что Пахан{118}Злою волею своей не столько уж ухудшил:Жребий был потянут, путь был дан,И другого – мягче, лучше –Кажется, что не было. Какой садовникВырастил бы яблоню из кости тёрна?Так что, кто тут основной виновник, –Встретимся – обсудим. Спорно».Друг мой, друг! Твои слова тяжки.Если это так, то ведь отсюда мысль какая?!Ведь тогда!.. – и я рывком рукиОдержимое перо макаю:«Но тогда, снимая обвиненье с Пахана,Не возводим ли его на Вовку?» (сиречь – Ленина).«Коротко: а не была ль ОнаЕсли и не не нужна,То по меньшей мере преждевременна?..»Сколько жив – живу иных событий ради,У меня в ушах иного поколения набат!– Почему я не был в ПетроградеДвадцать восемь лет тому назад?В грозный час, когда уже возницаГорячил, чтоб трогать, я –Я бы бросился под колесницу,За ноги коней ловя.«Кто здесь русский? стой!! – по праву смертиЯ бы крикнул им из-под подков, –Семь раз семь сходите и проверьте –Путь каков?!Жили вы в Швейцариях – живали ли в народе?{119}Вы – назад ли знаете, не то что – наперёд…Ваше солнышко красно восходит –Каково взойдёт?..»