–
Вспоминаю: акации спуска Крещенского,Седину оснежённого Новочеркасска…Мы проходим вокзал, за вокзалом крыльцо,В сто одёжек окутаны, ждут лихачи, –И у каждого жёлто манит копьецоНедрожаще-горящей свечи.Полусонного мальчика взяв из вагона,Высоко подсадив, меня взвозят покачливоВ город, на гору, – фаэтономМеж сугробов, огромных взгляду ребячьему.Фаэтон проплывает спокойно, как лебедь,Лёд цветится огнями в оконных рамах,И сияет луна в завороженном небе,Отражаясь в крестах и на куполах храмов.Позади пятиглавой громады собора –Попирающий камень строптивый Ермак,Что ни дом – за твердыней ворот и забораВзаперти от Советов упрямый казак,Сберегая теченье обычья богатого,Своедомно живёт, как живали отцы.Двудорожным широким проспектом ПлатоваЗаливаются лёгких саней бубенцы:– Эх ты, удаль-тоска, раскружить тебя не на что!Хеп-па-па-берегись застоялых зверей!! –Богомольный народ, разбредаясь от всенощной,Подаёт милостыню калечным и немощнымНа изглаженных папертях стройных церквей.Их степенному шествию дерзко не в лад,Хохоча и толкаясь, студенты валят,Неуёмные, жадные жить, несытые,В институтской столовой свой ужин выстояв, –На свиданья, в читальни, в кино, в общежитияТротуарами улицы Декабристов{23}.И гудят до полуночи лаборатории,Ослепительный свет над столами чертёжников,В клубе – диспут любителей Новой ИсторииИ Союза Воинствующих Безбожников.А за ставнями тихих домов затаившийНеушедших, непойманных, белых, бывших –Что за город такой? Всё кипит, но ни словаНе сойдёт у прохожего с замкнутых губ, –Стольный город разбитого Войска Донского, –Антиквар, книгочей, книголюб.Слишком мал понимать, только щурю глазёнки,Как на сбруе звенящей играет луна,И не знаю, что в доме, – вот в этом, – ребёнком,Моя будущая растёт жена.
Семилетье российской лихой безвременщины!Свист и дым по стране от конца до конца! –Скольких нас воспитали пониклые женщины,Сколько нас не знавало руки отца!Пятилетнею девочкой в кружевцахТы отведала первых учений тернии,Изъяснялась в учтивых французских словахИ разыгрывала этюды Черни.Ни за дверь, ни в толпу! (Наберётся, ma chère,Этих выходок, этих манер!)Тем охотней узнала ты книгам цену,А в семейном кругу, в воскресенье,Дверь из комнаты в комнату делала сценуДля домашнего представленья.И когда собирались по сходству подружки,Повелитель был обществу вашему нервномуРеже – добрый весёлый Пушкин,Чаще – жёлчный презрительный Лермонтов.Лет в четырнадцать сердца отчётливей стук,Что-то смутно томит, что-то поймано понаслышке,Но посмотришь с холодным вниманьем вокруг,{24}А вокруг – маль-чишки!..Так пускай литераторша мажет тетрадки,Пусть галдит, что герой ваш – одни недостатки, –Разве это в его фосфорическом взоре?Бледном лбу? сжатьи губ? и в усах завитых?Через всё полюбился девчёнке Печорин!А Печорина нет давно в живых.Ждёшь, что жизнью тебе уготовано диво,Но проходит юность, в меру счастливо,В меру ровно, – а дива нет.Выпускные экзамены сдав торопливо,Поступаешь в Универс’тет.
…Образ к образу рядом затенчивым,Местом меркнущим, местом ярким,То я вижу тебя на балу студенческом,То в измученном зноем вечернем парке.Не Печорина – духов сомнения едких,Подмело их при сталинских пятилетках.Их приносное семя и раньше-то плавало,Не ныряя по омутам русской реки.А коряги в ней – мы, убеждённости дьяволы, –Духоборы, самосжигатели,{25}Бунтари, проповедники, отлучатели,Просветители, вешатели, большевики!Угораздило же тебя родитьсяВ тре-тревожной стране, под разбойный шум,Где как прежде, где в каждом десятом таитсяПротопоп Аввакум.Однолюб. Однодум.Я! Я верю до судорог. Мне несвойственныКолебанья, сомненья, мне жизнь ясна,И влечёт меня жертвенное беспокойствоОт постели, от нежности, ото сна.Рвёт и рвёт моё мясо Дракон,И где лапу положит – отдай, оставь ему! –Это Горе Истории, Боль Времён,Мне волочь его, как анафему!Да, я звал тебя, звал. А дороги круты.Я зачем тебя влёк? В каком чаду?Не иди! Ты слаба. Переломишься ты! –Я не знаю – я ли дойду…Рай зелёный… Ничто не радует.Там столицы взрываются, бомбы падают!Вся планета в ознобе! планета в трясении! –Вот! Пишу: