К о л я. Нет. А заходить заходил.
К о с т я. Давно?
К о л я. Как-то в выходной. Пожалуй, недели три назад.
К о с т я. Может, зайдешь, посидим в тепле, покалякаем?
К о л я. Меня там… ждут. Ребята. Я сюда, а они по своим делам.
К о с т я (протягивает руку). Ну, всего. Слушай, у вас девчонка была, Ольга, как она?
К о л я. Ничего. Жива-здорова.
К о с т я. Передашь привет? Скажи — от Кости, а еще лучше — от бабки-угадки.
К о л я (недовольно). Это как понимать?
К о с т я. Ты только скажи. Она поймет. Мол, влюбленный он в тебя…
К о л я. У нашей Ольги таких знаешь сколько? Сотня.
К о с т я. А я буду сто первый. Привет! (Убегает в здание.)
Коля подходит к Оле.
К о л я. Ты понимаешь, Ольга… Тут такая получается вещь.
О л я. Я все слышала. Пойдем.
К о л я. Нет, ты только подумай, взял и отчубучил. А хвастал как — я да я. Про меня, мол, вы еще узнаете! Узнали…
О л я. Колька, как думаешь, где он сейчас?
К о л я. А где ему быть? Домой, в Оренбург ударился. К тетке. Слушай, Ольга, у Сережки есть адрес. Вот клянусь! Может, напишем?
О л я. Не знаю… Нет, Колька, ты как хочешь, а я писать не буду. Нет, не буду.
Часть чердака нового дома. Небольшой шалашик, сложенный из строительного войлока. В шалаше сидит В а с и л и й. Где-то далеко горит крохотная лампочка, ее свет чуть пробивается сквозь чердачную тьму.
В а с и л и й. Эх, кипяточку бы глотнуть, мама ты моя родная! Ничего, мы еще попросим слова. И Ольги тебе, Борис, не видать. Эх, дурило ты, Васька, дурило. Они живут там в общежитии, как министры, а ты дрожишь, словно собачий хвост, всего пугаешься. (Настораживается.)
Со стороны чердачного люка доносится шум, приоткрывается дверка люка, скользит луч электрического фонаря, на чердак поднимается Я ш е н ь к а, за ним — В е р а П е т р о в н а и Н ю с я. Василий скрывается в темноте.
Я ш е н ь к а. Эй, есть кто живой? Отзовись! Не бойся, не укусим.
Все трое подходят к шалашу Василия.
Стоп машина! Берлога. Вот тут он и обитается. Ничего не скажешь — квартира. Просто — дача! (Берет котелок.) Тут снег.
В е р а П е т р о в н а. А он-то сам где? Может, ушел?
Я ш е н ь к а. Куда уйдет в ночь?! Спрятался. А ну давай, парень, сюда. Сами найдем — хуже будет. Тогда не плачь.
Н ю с я. Зачем пугать человека?
В е р а П е т р о в н а. Не надо так…
Я ш е н ь к а. А как же с ним? С такой шатущей брашкой нечего нянчиться.
В а с и л и й (выходя из укрытия). А я никакой не шатущий. Понятно?
Я ш е н ь к а (наводит на Василия фонарь). Все понятно. Давай шагай!
В а с и л и й. Что, чердака стало жалко?
Я ш е н ь к а. Все возможно. Там разберемся.
В а с и л и й. Ну и подавитесь им, могу уйти.
В е р а П е т р о в н а. Ты, паренек, не обижайся на Яшеньку, у него характер такой. И никто тебя не гонит. Мы с мужем живем в этом подъезде, а Яшенька наш знакомый. Пойдем, муж поговорить хочет. Чаю попьешь, обогреешься малость. Да ты не бойся.
В а с и л и й. А я и не боюсь.
В е р а П е т р о в н а. Вот и пойдем.
В а с и л и й. Пожалуйста.
Я ш е н ь к а. Слышь, друг, зачем у тебя в котелке снег?
В а с и л и й. Пить надо? А водопроводов на чердаках пока еще не водится.
Я ш е н ь к а. В любой квартире небось вода есть.
В а с и л и й. Сам говоришь — шатущий, еще по шее надают.
Я ш е н ь к а. Похоже — ты кремешок.
В а с и л и й. Какой есть…
В е р а П е т р о в н а. Свети, Яшенька.
Все четверо идут к чердачному люку.
Комната в квартире Крайнова. Входят К р а й н о в и В а с и л и й. Крайнов передвигается при помощи костылей.
К р а й н о в. Проходи, садись. Без стеснения. Тебя как звать?
В а с и л и й. Василий.
К р а й н о в. А меня — Семен Павлович. Я хочу с тобой откровенно поговорить. Идет?
В а с и л и й. Говорите.
К р а й н о в. Как тебе сказать — мне жаль тебя, и все.
В а с и л и й. А чего меня жалеть? Не у бога сирота.
К р а й н о в. Ночевать на чердаке — не сладость. Должно, характер у тебя крепкий. Другой скулить бы начал. Одну ночь промаяться — куда еще ни шло, а тут…