Напротив, в условиях квазифеодальной микенской монархии с ее сложной иерархической структурой и весьма значительной в сравнении с позднейшим греческим полисом территорией такой акт щедрости был бы естественным проявлением могущества и авторитета главы государства. Как было уже замечено, типичное микенское царство представляло собой конгломерат небольших городков (полисов, или вастю), группировавшихся вокруг дворца-цитадели, резиденции ванакта. Правители этих городков (скорее всего это были басилеи — pa-si-re-u, упоминающиеся в табличках пилосского и кносского архивов)[159] считались, судя по всему, подданными (вассалами) династа-владетеля цитадели. Можно предположить, хотя прямых указаний на это в документах линейного Б-письма мы не находим, что в определенных случаях ванакт имел право передать один или даже несколько подвластных ему городов тому или иному лицу в качестве «кормления», подобно тому как это делали в более позднее время, например, персидские цари, одаривая своих друзей.[160]
Нетрудно убедиться в том, что концепция неограниченной «милостью божьей» дарованной царской власти Агамемнона нигде в «Илиаде» не проводится с достаточной последовательностью и полнотой. Отдельные эпизоды вроде пассажей о скипетре или о семи мессенских городах, в которых эта концепция очерчена наиболее рельефно, производят впечатление разрозненных семантических узлов древнего предания, скорее механически без достаточного понимания включенных Гомером в совершенно новый исторический контекст. Сам этот контекст довольно сложен и совмещает в себе два разнородных плана. С одной стороны, ахейская коалиция представляется поэту каким-то подобием дружины Агамемнона, временным объединением его друзей (εταίροι), добровольно последовавших за ним под Трою, причем некоторых пришлось даже упрашивать (Il, XI, 768; Od. XXIV, 116), и связанных с ним только клятвой во взаимной верности. Об этой клятве упоминают в разных местах Одиссей, Нестор, Идоменей (Il. II, 286 слл.; 339 слл.; IV, 266; ср. I, 153 сл.). С другой стороны, некоторые характерные детали в изображении ахейского лагеря, например наличие в нем специального места для судебного разбирательства (Il. XI, 807: ινα σφ' άγορή τε θέμις τε) или совершенно необязательный в военной обстановке совет «старцев» при Агамемноне, в котором единственным настоящим старцем является Нестор (Il. II, 53; IX, 70), позволяют видеть в нем своеобразный полис, возникший на вражеской территории. Управление этим полисом-дружиной носит скорее коллегиальный, чем единоличный характер. Функции верховного органа власти здесь выполняет корпорация басилеев [они же — старцы (γέροντες), советники (βουληφόροι), наконец судьи (δικασπόλοι)], в составе которой Агамемнон как первый среди равных занимает место президента или регента. Терсит определяет его статус вполне республиканским термином άρχος (Il. II, 234).[161] Как тесно сплоченная группа власть имущих, ахейские басилеи противостоят массе рядовых воинов, например в сцене испытания войска («Диапейра») во II песни «Илиады». Оскорбительные выпады Терсита в адрес Агамемнона они принимают и на свой счет. Поэтому Одиссей, выступающий здесь в роли главного поборника аристократического благозакония, требует от демагога, чтобы он прекратил препираться с царями и всуе поминать их имена, разглагольствуя перед народом (Il. II, 247, 250: τω ουκ άν βασιληας ανά στόμ' εχων άγορεύοις).
Интересные метаморфозы претерпевает в этой сцене «нетленный отеческий скипетр» Агамемнона. Почти сразу вслед за открывающим сцену апофеозом «владыки мужей», в котором, как мы уже видели, ему отводится столь важное место, ски. петр в наступившей смуте запросто переходит из рук своего законного владельца в руки Одиссея (эта деталь уже должна насторожить внимательного читателя), а последний использует его самым прозаическим образом как простую палку для восстановления порядка в собрании и затем в эпизоде «посрамления Терсита» снова пускает его в ход как последний и решительный аргумент в споре с демагогом (ibid., 185 слл., 199; 265 слл.). Все эти перипетии убеждают нас в том, что Гомер в общем далек от понимания подлинной природы царского скипетра. Он явно смешивает здесь две совершенно различные вещи: «священный скипетр» «священного царя», являющийся в одно и то же время символом и гарантией прочности и наследственности его власти (никогда и ни при каких обстоятельствах он не мог быть передан другому лицу, кроме законного наследника престола), и ораторский жезл, переходивший во время народного собрания от одного выступающего к другому вместе с правом держать речь перед народом.[162] Этот скипетр в отличие от первого принадлежит не одному «избраннику божию», а всей правящей корпорации в целом, и связанная с ним харизма распространяется соответственно на всех ее членов.[163]
159
См. о них: Webster Т. В. L. Op. cit., p. 15; Stella L. A. Op. cit., p. 54 sq.; Wundsam K. Die politische und soziale Struktur in den mykenischen Residenzen nach den Linear В Texten. Wien, 1968, S. 152; Μaddoli G. Damos e basilees. - SMEA, XII, 1970, p. 52 sq.; Лурье С. Указ. соч., с. 222 сл.
160
Webster Т. В. L. Ор. cit., р. 13.—Он ссылается на восточные параллели; ср.: Heuss Α. Die archaische Zeit Griechenlands. — In: Zur Griechischen Staatskunde. Hrsg. Fr. Gschnitzer. Darmstadt, 1969, S. 62.
161
Finsler G. Das homerische Königtum. — Neue Jahrb. KL Alt. XIX, 1907, S. 401 f. — Уже античные критики гомеровского текста оценивают политический режим в ахейском лагере как типичный образец аристократического строя; см.: Schol, ad Iliad. Т. 390.
162
Finsler G. Das homerische Königtum. — Neue Jahrb. KL Alt. XIX, 1907, S. 407; Deger S. Op. cit., S. 84; Fanta Α. Der Staat in der Ilias und Odyssee. Innsbruck, 1882, S. 46 f.
163
Так, скипетр, которым Ахилл скрепляет свою клятву в I, 237 слл., принадлежит, по его словам, «сынам ахеян — судьям, которые хранят законы, полученные от Зевса» (νυν αυτέ μιν υΐες Αχαιών έν παλάμηις φορέουσί οιχασπόλοι , οι τε θέμιστας προς Διός είρύαται). Древний семантический комплекс «скипетр и законы» здесь, таким образом, в корне переосмыслен поэтом. Διχασπόλοι , о которых говорит Ахилл, по всей видимости, — все те же ахейские басилеи, к числу которых принадлежат и сам Ахилл, и Агамемнон, и другие герои. Скипетр является здесь символом их общей судебной власти. В сцене суда, изображенной Гефестом на щите Ахилла (Il. XVIII, 497 слл.), скипетр переходит поочередно от одного старца-судьи к другому. Получив скипетр из рук вестника, каждый из них встает со своего места и изрекает приговор. Интересно, что царь в этом эпизоде вообще не упоминается. Но царями могут быть сами старцы (в «Одиссее» старцы-басилеи окружают Алкиноя так же, как в «Илиаде» Агамемнона).