Слова Алкиноя в VIII, 390: «Двенадцать славных басилеев властвуют здесь среди народа», — могут быть поняты лишь в том смысле, что все цари сообща управляют островом. Своим добавлением — «Я сам тринадцатый» — Алкиной скорее присоединяет себя к ним, нежели противопоставляет. В чисто правовом отношении двенадцать басилеев как будто ничем не отличаются от Алкиноя. Как и он, они владеют каждый в отдельности теменом, полученным в дар от народа, с правом передавать его по наследству своим детям (VII, 149 сл.). Так же как и он, они пользуются правом собирать с народа (κατά δήμον) дары (XIII, 8 слл.). Так же как и он, носят скипетр (VIII, 41). Тем не менее Алкиной занимает среди феакийских царей особое положение. Он сам подчеркивает это, гордо заявляя, что ему принадлежит вся сила и власть среди феаков (Od. XI, 352. Ср.: 346; VI, 197). По некоторым намекам в тексте поэмы можно понять, что сила, которой наделен Алкиной,— не простая, а магическая. На это указывает, например, необычный эпитет, сопровождающий его имя «священная сила» (ίερός μένος —VIII, 4 и пр.). Эта любопытная деталь позволяет отнести Алкиноя к разряду так называемых «священных царей». От его силы непосредственно зависит благополучие и процветание его народа.[189] Очевидно, именно так, а не просто в политическом смысле как претензию на неограниченную царскую власть следует понимать его слова: «Του γάρ κράτος έστ' ένί δήμω».
Как «священный», единственный в своем роде царь феаков, каким он и был, вероятно, в первоначальном, догомеровском варианте предания, Алкиной, естественно, должен был обходиться без всяких соправителей. Из этой праосновы мифа в «Одиссею» пришел и сказочный дворец Алкиноя, в котором он весело пирует вместе со своим народом и щедро угощает заброшенных на его остров чужеземцев. Двенадцать «славных басилеев» появились в феакийской сказке лишь тогда, когда поэту пришла в голову мысль углубить и модернизировать фон, на котором развиваются события в этой части поэмы, подчинив его общему ионийскому колориту «Одиссеи». В результате этого усложнения первоначальной сюжетной линии сам Алкиной из единоличного властителя феаков превратился в регента аристократической республики, как характеризует его Финзлер, председателя коллегии басилеев.[190]
Для того чтобы осмыслить весь эпический материал, подобранный в настоящей главе, необходимо представлять хотя бы в самых общих чертах, как шло политическое развитие греческого мира в рамках того периода, который мы именуем гомеровским. Традиционная схема «от монархии к аристократической республике», бытующая во многих как общих, так и специальных трудах по истории Греции,[191] как нам кажется, не только сильно упрощает, но во многом и искажает реальные очертания этого процесса. Основной ее дефект заключается в неясности исходной посылки. Авторы, придерживающиеся этой схемы, обычно забывают уточнить, какая именно форма монархии была той отправной точкой, с которой началось развитие греческой государственности в почти неразличимых сумерках, скрывающих от нас события XI—IX вв. до н. э. Была ли это микенская теократия, известная нам по табличкам линейного Б-письма, или же какая-то пережиточная ее форма, уцелевшая в смутную пору нашествий и передвижений племен, или, наконец, примитивная «племенная» монархия, которую принесли с собой в Грецию завоеватели-дорийцы? Между тем имеющиеся в нашем распоряжении источники: данные исторической традиции, а также археологический материал при всей их скудости и фрагментарности допускают, как нам кажется, совсем иное решение вопроса.
Исторический срок, в течение которого в Греции существовала и развивалась микенская бюрократическая монархия, был непродолжителен. Он едва ли насчитывает более трех столетий. По всем признакам «эпоха больших царств» завершается где-то вскоре после страшной катастрофы, обрушившейся на Ахейскую Грецию на рубеже XIII—XII вв. до н. э. Выживание монархии микенского типа в каком-нибудь из уголков греческого мира, за исключением, может быть, только Кипра, представляется нам вещью, выходящей за пределы реальных возможностей политического развития в период миграций (XII—X вв. до н. э.).[192] Что же касается так называемых «племенных государств» (Stammstaat), возникавших, как думают многие историки, в Балканской Греции по мере продвижения и оседания на их территории дорийцев, беотийцев, фессалийцев и других пришлых народов,[193] то они едва ли существенно отличались и по своей природе и по внутренней структуре от таких этнических сообществ более позднего времени, как эпироты, акарнаны, этолийцы (до образования симмахии), элидяне, аркадяне и т. п. Подобно всем этим объединениям «племенное государство» эпохи миграций не могло быть не чем иным, кроме достаточно рыхлого и аморфного конгломерата мелких первичных общин, связанных в какое-то подобие единого целого лишь общностью происхождения, языка и важнейших культов.[194] Столетия, следующие непосредственно за так называемым «Дорийским завоеванием» (XI—IX вв. до н. э.), проходят под знаком полнейшей политической дезинтеграции, абсолютного распада ранее существовавших централизованных государств, низведения всех видов общественных связей на уровень простейшей семейно-родовой общины.[195] Эти процессы наложили неизгладимый отпечаток на всю последующую историю Греции, сделав ее на долгие годы страной карликовых государств, разбросанных по островам и горным кантонам. Такой, по-видимому, и застал ее Гомер.[196]
190
Finsler G. Das homerische Königtum. — Neue Jahrb. KL Alt. XIX 1907, S. 320; ср.: D e g e r S. Op. cit., S. 165 f.
191
Busolt G. Griechische Staatskunde, I. München, 1920, S. 346 f.; Glotz G. Op. cit., p. 71 sq.; Nilsson Μ. P. Homer and Mycenae', p. 240 sq.; Ehrenberg V. Der Staat der Griechen. Zürich — Stuttgart, 1965, S. 58. Co справедливой критикой этой теории выступает Старр (Starr Ch. G. The decline of the early Greek kings.—«Historia», X, 2, 1961, p. 130 sq.); ep. Gschnitzer Fr. Βασιλεύς ... — Festschrift L. C. Franz. Innsbruck, 1965, S. 108 f.
192
Как замечает Уэбстер (Webster Т. В. L. Ор. cit., р. 143 sq.), «даже в Афинах, городе, наименее затронутом дорийским вторжением, божественный царь (т. е. микенский ванакт) ненадолго пережил микенское время». Эмигранты, отправлявшиеся через Афины на Восток в малоазиатские колонии, «взяли с собой за море уже новый вид царской власти»: С этим согласуется и мнение Хайнетта (Нignell С. Α. History of the Athenian Constitution. Oxford, 1962, p. 35) о том, что единое микенское государство, охватывавшее всю Аттику, неизбежно должно было распасться в период миграций, вследствие чего «работу по объединению страны пришлось повторить снова в VIII в.»; ср.: Meyer Ed. Geschichte des Altertums, II, S. 340; Sarkady J. Attika im 12 bis 10 Jh. - Acta Classica Universitatis Scientiarum Debrecen., II, 1966, S. 12 f.
193
Busolt G. Griechische Staatskunde, I, S. 129; Gschnitzer Fr. Stammes und Ortsgemeinden im alten Griechenland. — Wiener Studien, 68, 1955 S. 137 f.
194
Kuhn E. Die Entstehung der Städte der Alten. Lpz., 1878, S. 197 f.; Swоboda Η. Κώμη. - R. Ε. Suppl. IV. Stuttgart, 1924, S. 951. - Как было уже замечено (с. 16), «дорийское завоевание» носило характер медленного просачивания небольших групп пришельцев на территорию уже распавшихся к тому времени микенских государств. Археологический материал не содержит в себе никаких указаний на организованные вторжения крупных варварских орд после катастрофы конца XIII в. Данные местной традиции по-эволяют утверждать, что образование большинства дорийских городов Пело-лоннесса, Крита и других островов южной Эгеиды шло путем постепенного отпочковывания новых общин от уже существующих. Так, метрополией почти всех дорийских полисов Северного Пелопоннесса был Аргос. В Лаконии ту же роль сыграла Спарта (основной материал источников собран у Бузольта. — Griechische Geschichte. Bd. 1. Gotha, 1889, S. 203 f.). Как и в эпоху Великой колонизации, связи между колониями и метрополиями в этот период ограничивались, по всей видимости, преимущественно сферой культа. Таким образом, расселение дорийцев не могло привести сразу же к образованию «племенных государств». В противном случае, нам трудно было бы объяснить ту длительную и упорную борьбу, которую впоследствии пришлось вести Спарте за власть над Лаконией, а Аргосу соответственно за господство над Арголидой.
195
Папазоглу Ф. К вопросу о преемственности общественного строя в Микенской и Гомеровской Греции. — ВДИ, 1961, № 1, c. 40; cр.: Starr Ch. G. The origins of Greek civilization, p. 125 sq.;' Gschnitzer Fr Βασιλεύς S. 107.
196
Начало объединительного движения в отдельных районах греческого мира (Аттика, Арголида, Лакония), наметившееся, очевидно, уже в VIII в. до н. э., не меняет существа общей ситуации, сложившейся в этот период.