Как было уже показано на примере Трои, патриархальная семья — ойкос — является основной структурной ячейкой гомеровского общества и своеобразным центром того микрокосма, в котором протекает повседневная жизнь героев поэм.[227] Достаточно трудно на основании рассеянных в тексте «Илиады» и «Одиссеи» отрывочных замечаний о семьях отдельных героев составить ясное представление о размерах и составе типичного эпического ойкоса. Известное описание дома Приама (Il. VI, 242 слл.) слишком явно тяготеет к сказке и едва ли может быть признано показательным для семейных отношений во времена самого Гомера, хотя в более ранний период подобного рода гипертрофированные, основанные на полигамии семейные коллективы, охватывающие не только взрослых уже женатых сыновей домовладыки, но и замужних его дочерей с их мужьями, вероятно, были нормой повсеместно в Греции.[228] С другой стороны, нельзя считать типичным и «род Аркесия», в котором каждое очередное поколение представляет один единственный отпрыск мужского пола (Od. XVI, 117). Сам поэт подчеркивает необычность этой ситуации, давая понять, что нормальной в его представлении является моногамная семья, включающая в себя несколько взрослых представителей ее мужской линии, по крайней мере в одном поколении (ibid., 97, 115). Ее образцом на той же Итаке может служить семейство старца Египтия, в котором два, очевидно, уже взрослых сына живут вместе с отцом и сообща ведут хозяйство, в то время как третий и, вероятно, младший по возрасту Еврином «шатается с женихами» (Od. II, 21 сл.). Аналогичный характер имеют, судя по всему, ойкосы Нестора и Алкиноя в «Одиссее», ойкосы Пантоя, Антенора и пр. в «Илиаде».[229]
Кроме свободных членов семьи, связанных родством или брачными узами с ее главой, ойкос включал в себя еще две важных социальных категории: рабов и слуг. О гомеровском рабстве написано уже достаточно много,[230] и мы можем не касаться здесь этой темы. О слугах же речь пойдет ниже (с. 80 слл.).
Доминирующее положение, которое занимает в жизни гомеровского общества самодовлеющий патриархальный ойкос, в значительной мере обусловлено тем, что за его пределами поэт не показывает нам никаких других родственных объединений высшего порядка, которые могли бы не только конкурировать с ойкосом, но и подчинить его себе. Как в «Илиаде», так и в «Одиссее» Гомер упорно избегает каких бы то ни было упоминаний о роде. Нигде в эпосе мы не найдем указаний на то, что поэту была известна родовая собственность на землю или какие-нибудь другие виды имущества, нигде не говорится об общих собраниях членов рода и обсуждении ими каких-то важных для них вопросов. Вообще род ни разу не выступает у Гомера в виде четко оформленного социального организма, имеющего определенную внутреннюю организацию, свои законы и обычаи, короче говоря, все те черты и признаки, которые приписывает ему Морган.[231] В тех случаях, когда, как это бывает, например при кровной мести, в подлинно родовом обществе предполагается вмешательство рода как союза сородичей, на эпической сцене появляется достаточно аморфная и неопределенная по своим очертаниям группа близких и дальних родственников (κασίγνητοι, ανεψιοί), к которым присоединяются также свойственники ("εται);[232] друзья (εταίροι) и в некоторых случаях соседи (γείτονες). "Εται и ε'ταΐροι встречают героя когда он с победой возвращается с поля битвы в свой лагерь (Il. VII, 295). Κασιγνητοι и εται предают земле его останки если он погибнет в бою (Il. XVI, 456; ср. XXIV, 793, где последний долг погибшему Гектору воздают его κασιγνητοι θ εταίροι τε). Γείτονες и εται собираются в доме, когда его хозяин устраивает свадебный пир (Od. IV, 3, 16). "Εται и ανεψιό вмешиваются в ссору отца с сыном и пытаются их помирить (Il. IX, 464 слл.). Но особую важность приобретает наличие широкого круга родственников в таких критических ситуациях, как кровная месть или гражданская распря (Od. XV, 272 сл.; XXIV, 434 сл.). Человек, лишенный родственников, практически беззащитен перед произволом и насилием (Od. XVI, 115; ср. Il. IX, 648), и, напротив, тот, у кого их достаточно много, способен решиться на любое беззаконие и спокойно пренебрегает волей общины (Od. XVIII, 139 слл.; ср. Il. V, 474).
Необходимо еще раз подчеркнуть, что во всех этих случаях речь идет не о роде в собственном значении этого слова, а лишь о группе семей (ойкосов), связанных между собой как узами крови, так и брачными или просто дружескими союзами. Соответствующая этим отношениям форма социальной организации должна представлять собой некую промежуточную стадию на пути от большесемейной общины к соседской, но никак не род, поскольку в этом последнем не может быть никаких родственников по браку, а узы кровного родства, связывающие всех его членов в единый коллектив, не поддаются точному определению. По существу само понятие рода употребляется в поэмах лишь в чисто генеалогическом смысле, в тех случаях, когда нужно определить происхождение кого-нибудь из героев (Il. XX, 213 слл.).[233] Род как социальная группа, определенная единица общественного деления Гомеру практически неизвестен,[234] и это едва ли случайно. Можно предположить, что утратив еще в эпоху миграций свою экономическую целостность и уступив место основной хозяйственной ячейки общества моногамной патриархальной семье, род в дальнейшем оказался не в состоянии выполнять и свою основную социальную функцию — функцию контроля и организации взаимопомощи. Греческий γένος гомеровского периода был, по-видимому, организацией в основном культового характера и по этой причине остался вне поля зрения создателя героического военного эпоса отнюдь не склонного к пустому благочестию.[235]
227
О гомеровской семье см.: Glotz G. La Solidarite de la famille dans le droit criminel en Grece. Р., 1904, р. 31 sq.; Seymour Th. D. Life in the Homeric age. N. Y., 1907, p. 117; Finley Μ. I. Op. cit., p. 66 sq.; Τόμο он Дж. Исследования по истории древнегреческого общества. М., 1958, с. 415 слл.
228
Кагаров Е. Г. Пережитки первобытного коммунизма в общественном строе древних греков и германцев, ч. 1. М.—Л., 1937, с. 17 сл.
229
Семьи, которые насчитывали бы свыше одного поколения взрослых потомков одного pater familias, в эпосе не встречаются. Даже у Приама нет ни одного взрослого внука, а только сыновья и зятья. Возможно, это объясняется тем, что общим правилом в гомеровский период был раздел семейного имущества между сыновьями сразу после смерти отца (Od. XFV, 208 сл.). Таким образом, настоящая большая семья типа южнославянской задруги Гомеру не была известна.
230
Кроме уже упоминавшейся книги Ленцмана из новейшей литературы по гомеровскому рабству можно указать следующие работы: Μicknat G. Studien zur Kriegsgefangenschaft und zur. Sklaverei in der griechischen Geschichte. Teil 1: Homer. Wiesbaden, 1954; Beringer W. Der Standort des οίχεύς in der Gesellschaft des homerischen Epos. — «Historia», XIII, 1, 1964, S. 19 ff.; Gschnitzer Fr. Studien zur griechischen Terminologie der Sklaverei, 1. Mainz, 1964.
232
Довольно трудно определить точное значение этого термина в его гомеровском употреблении. Перевод «свойственники», «родственники по браку» представляется нам наиболее подходящим. На него указывает глосса в словаре Гезихия: ετας τούς χατ' επιγαμίαν οίχείους. Но особенно веский аргумент в пользу такого толкования дает сопоставление гомеровской формулы χασίγνητο» τε εται с текстом закона Драконта о непредумышленном убийстве (Sylloge,3 111). В строках 22 сл. этой надписи (восстановлены на основании Dem. С. Macart. 1069 sq.) определяется круг лиц, принимающих участие в судебном преследовании совершившего убийство. Первыми названы двоюродные братья убитого и их дети (ανεψιούς χαι ανεψιών παΐδας), за ними следуют зятья и тести (γαμβρούς χαι πεν&ερούς) и на третьем месте поставлены фратеры. Если оставить в стороне последнюю из этих трех категорий «мстителей» (у Гомера члены фратрии не принимают никакого участия в делах, связанных с кровной местью), то смысл словосочетания χασίγνητοι τε εται становится совершенно ясным. Κασίγνητοι —это все родственники убитого, вплоть до двоюродных братьев и их детей (в эпосе этот термин, действительно, охватывает кузенов первой степени — Il. XV,545), εται—это родственники его жены, а, возможно, также и жен его братьев и сыновей и мужья сестер и дочерей. «Бесцветным синонимом» πηός («свояк») считает терм. ετης также Латте (Latte К. Beiträge zum griechischen Strafrecht, L — «Hermes», 66, 1931, S. 34); ср.: Glotz G. Op. cit., p. 86 sq.; Miller M. Greek kinship terminology. — JHS, 73, 1953, p. 47; Andrewes A. Phratries in Homer. — «Hermes», LXXXIX, 2, 1961, p. 135.
233
Показательно, что такие термины, как γένος, γενεά, πάτρα и т. п., никогда не встречаются в контексте, связанном с кровной местью и подобными конфликтными ситуациями. Их обычное значение у Гомера — «происхождение» или иногда «потомство», но не род как гентильный коллектив. Кэльхаун (Саlhоun G. М. Classes and masses. . . — CPh., XXIX, 3, 1934, р. 197) обращает внимание на отсутствие в эпическом лексиконе целого ряда терминов, связанных с ростом аристократических родов, например, ευγενής, γενναίος, γεννήτης, ευπατρίδης и др. Очевидно, в гомеровский период гентильные объединения типа коринфских Бакхиадов или афинских Алкмеонидов и Этеобутадов еще только начали выделяться из первичного «демократического» рода и не успели прочно укорениться в окружающей поэта социальной среде. Тем не менее тенденция к генеалогическому самоопределению и обособлению знати достаточно ясно выражена во многих местах как «Илиады», так и «Одиссеи» (Il. XIV, 126 сл.; 427 слл.; Od. IV, 62 сл.); см.: Webster Т. В. L. From Mycenae to Homer. L., 1959, р. 156 sq.; ср.: Ca lhoun G. Μ. Classes and masses. ..—CPh., XXIX, 3, 1934, p. 204, 304; Chadwick Η. M. The heroic age. Cambridge, 1912, p. 354 sq.
235
В связи с этим можно заметить, что уже в древнейших памятниках греческого уголовного права род практически не учитывается. Так, в уже упоминавшемся законе Драконта о непредумышленном убийстве геннеты не включены в круг лиц, на которых лежит обязанность вменения иска и преследования убийцы. От ближайших родственников и свойственников убитого автор закона непосредственно переходит к фратерам. — Meyer Ed. Geschichte des Altertums. Bd. II. Stuttgart, 1893, S. 86, 308; Busolt G. Griechische Staatskunde. Hälft I. München, 1920, S. 250; Hignett C. Α history of the Athenian Constitution to the end of the fifth Century В. C. Oxford, 1962, p. 61 sq.; ср.: Томсон Дж. Указ. соч., с. 129 сл.