Приятель Ракитина, начальник комсомольского отдела политуправления Строев, узнав, что он едет вместе с Шатерниковым, сказал:
— Боевой парень! Орел! С этим ты понюхаешь пороху! — И озабоченно спросил, глянув на пустую кобуру Ракитина: — А пушка есть у тебя?
— Нет, — вздохнул Ракитин.
Строев повел его к себе и вручил старый, ржавый наган шестнадцатого года.
— Оружие, прямо скажем, не ахти, но лучше, чем ничего. Во всяком случае, живым врагу не дашься.
— Уж это наверняка, — согласился Ракитин, — он при первом же выстреле разорвется у меня в руках.
— При первом? — серьезно сказал Строев. — Не думаю.
Но наибольший успех сообщение Ракитина имело на складе АХО, где он получал продукты на дорогу. Кладовщик уже отпустил ему брикеты горохового пюре, хлеб, комбижир и сахар, равнодушно зачеркнул в аттестате отсутствующие: в наличии продукты: масло, сыр, колбасу, мясные консервы, печенье и шоколадные кубики, когда Ракитин без всякой задней мысли спросил:
— А капитан Шатерников уже отоварился?
— Нешто вы с ним едете?
— А как же!
Что-то похожее на улыбку мелькнуло на сумрачном лице кладовщика. Он запустил руку под прилавок и вынул оттуда кружок твердой кровяной колбасы; снова пошарил рукой и достал шоколадный кубик в серебряной обертке.
И тут Ракитин сообразил, что ему не во что положить продукты: во время переезда политуправления в Малую Вишеру его рюкзак насквозь пропах бензином. Порыскав в сумеречных недрах склада, кладовщик вручил ему старый, заскорузлый мешок с каким-то фиолетовым клеймом.
— Будете назад — вернете, — сказал он.
Пришивать к мешку лямки не было времени, и Ракитин сунул его горловиной под ремень; при ходьбе мешок болтался и колотил его по бедру, но и с этим можно было мириться. В таком виде Ракитин явился в отдел, где его уже поджидал полностью экипированный Шатерников. Щегольские хромовые сапоги Шатерников сменил на валенки с подметкой из автомобильной покрышки, за плечами у него висел туго набитый немецкий рюкзак со множеством отделений, на одном боку — «лейка», на другом — круглый немецкий противогаз, на поясе — трофейный парабеллум, на шее — наш отечественный автомат «ППШ».
— Вот это мешочек! — воскликнул он при виде Ракитина. — Любой крючник позавидует!..
«Поделом мне, — подумал Ракитин. — Это же безобразие, что я раньше не позаботился о мешке». И он дал себе слово быть отныне во всем таким же собранным, точным, безукоризненным в каждой мелочи, как Шатерников.
— Откуда у вас эта пушка? — спросил Шатерников, извлекая наган из кобуры Ракитина. Он заглянул в ствол, и лицо его скривилось гневной гримасой. — Постыдились бы: в нем пуд грязи!
— Так мне его только что дали, — пробормотал Ракитин. Он понимал гнев Шатерникова, порожденный уважением настоящего фронтовика к боевому оружию.
— Какая-то скотина запустила револьвер, а вы не могли почистить его, смазать маслом? — Шатерников гадливо сунул револьвер обратно в кобуру и отвернулся. Его шея и уши стали красными.
«Второй урок, — сказал себе Ракитин. — Поездка обещает быть поучительной».
— Пошли! — не глядя на Ракитина, сказал Шатерников.
Широкой, разбомбленной улицей, похожей на реку, вышедшую из берегов, двинулись они к околице городка. Впереди крупно и твердо, в ладно пригнанной сбруе шагал Шатерников, впечатывая в снег зубчатые следы автомобильной шины, за ним, чуть отставая, плелся Ракитин с болтающимся на поясе мешком, в котором гороховые брикеты уныло бились о твердую колбасу и жесткие кирпичи черного хлеба.
Чем дальше от центра, тем реже встречались плешины бомбовых разрывов. В маленьких домиках, по окна заметенных снегом, шла обычная утренняя жизнь, топились печи, и голубоватые дымы недвижно торчали из труб, словно странные призрачные деревца. Ракитин недолго прожил в Малой Вишере, почти не знал городка, но сейчас, расставаясь с ним, испытывал нежность и печаль…
На развилке томилось много ожидающего люда. Шоферы, не обращая внимания на сигналы девушки-регулировщицы, проносились мимо, а бедные путники, среди которых было немало старших командиров, тоскливо провожали взглядом подпрыгивающие, дребезжащие кузова. Показалась колонна из трех машин, груженных ящиками. Регулировщица с красным от мороза и обиды лицом решительно взмахнула флажком, командиры дружно «заголосовали», и Ракитин, подчиняясь общему движению, вытянул вперед руку с оттопыренным большим пальцем. Не снижая и не увеличивая скорости, машины прошли мимо, едва не задев регулировщицу. Ракитин заметил, что один Шатерников не принял участия в общей суматохе.