— Успеем ли мы к сроку?
Она улыбнулась ему, как улыбалась своим юным ученикам, когда они слабели духом перед встающими на их пути трудностями, казавшимися им непреодолимыми.
Комиссар успокоился. Он привык к тому, что если боец говорил: «Сделаю», — то оно так и будет.
Луч, проникавший в узенькое окошко, сперва побелел, затем исчез вовсе, но окошко осталось таким же светлым, только свет этот не рассеивался. За окошком лежала белая ленинградская ночь.
Комиссар увидел, что щеки женщины поблекли, а тени под глазами обозначились еще сильнее.
— Не хотите ли немножко капель? — спросил комиссар. — Для бодрости.
— Каких капель? — не поняла она. — Валерьянки?
— Да нет, наших фронтовых. Комиссар достал из-под стола четвертинку и наполнил стаканчики от 45-миллиметровых снарядов.
Ее удивило, как громко забулькала жидкость. В землянке было необычайно тихо. Полковник сидел, согнувшись над картой. Начсвязи по-прежнему находился у аппарата и проверял связь, но голос его звучал приглушенно. Люди входили и выходили, но все звуки были какими-то осторожными, вкрадчивыми. Стояла ночь. Но никто не спал, кроме высокого бледного человека — Сорокина, который в неудобной позе — одна нога подогнута, другая выброшена вперед, — опершись на локти дремал на нарах.
Комиссар подвинул ей стаканчик.
— Что вы, я никогда не пью вина, — сказала она, сильно покраснев, но все же выпила, поперхнулась и уронила стаканчик, машинально сделав испуганное движение, чтобы помешать ему разбиться.
— Молодцом, сказал комиссар. — Продолжим.
— Продолжим, — она улыбнулась, не зная чему и почувствовала ласковое тепло на сердце — ФУС. А. Р. — фуссартиллерирегимент — это, по-видимому, полк тяжелой артиллерии.
— Точно. Вы становитесь профессиональным военным человеком.
— Не совсем еще. Вот что такое — Гел. Г. Кр. Ваф. Эск.?
— А, эскадрон автомобилей повышенной проходимости. Так они и это предусмотрели. Добро! Придется им пожалеть о своей педантичности. Поехали дальше.
…Начальник автодесантной группы майор Сорокин и знал и не знал, что с ним происходит. Он помнил, как разговаривал, спрашивал и отвечал на вопросы, помнит как прилег, но не собирался спать. Он отчетливо слышал позывы связиста, слышал, как принесли обед, как комиссар кого-то спросил: «Капель?» Слышал свое имя хотел отозваться, но почему-то не смог. Верно, он все же спал, потому что перед ним снова возник иссеченный снарядами лес, танки КВ, молодые и злые лица ребят под глубокими шлемами. И он слышал свой голос: «Потерпите… потерпите, ребята…»
Затем долго и настойчиво в его ушах стоял свист пуль и медленный шорох мин. Потом он почувствовал как его рвануло назад, когда мина пробила оттянутый ветром край плащ-палатки. Снова рвануло, и снова. Он едва успел подумать, что это уже не сон, как открыл глаза и увидел, что полковник трясет его за плечо.
Все в землянке были на ногах. Полковник был затянут в ремни, которые проложили глубокие борозды на гимнастерке, облегавшей его полное тело.
— Начинается! — воскликнул Сорокин, и сон мгновенно слетел с него. Он вскочил с нар и стал перед полковником.
— Начинается, Сорокин, — сказал полковник. — Ну, слушай вкратце. Гитлеровцы решили нас надуть. Они снимают все силы с городка и бросают в стык между Болотовым и его левым соседом. Танки, мотопехоту и тяжелые самоходы. Здесь они оставляют группу прикрытия и несколько кочующих пушечек, которые скоро начнут палить. Хотят имитировать наступление, понимаешь? А тем временем они отрезают нас от левого соседа и заходят нам во фланг. Так они думают сделать. Мы думаем иначе. Мы даем им отсюда выйти и спокойно занимаем городок. Болотов сам переходит в наступление и перехватывает их у стыка, тогда мы заходим им в тыл и зажимаем в клещи. Твоя задача — прорвать их линию между нами и Болотовым и занять господствующую высоту. Там им каюк — подкрепления ждать будет неоткуда. На высоте у них остатки восьмого егерского, два батальона «Фландрия», переброшенных вчера, легкая артиллерия, три броневика…
— Откуда такие подробности? — не удержался Сорокин.
— Так ведь не зря же у нас человек всю ночь сидел, — сказал полковник, кивнув на пожилую женщину с некрасивым, помятым лицом и усталыми глазами.
Сорокин вспомнил, что ему говорили о ней накануне, понял, что эта женщина сделала большое дело, но был слишком захвачен предстоящим и не нашел хороших слов.
— Ну, я так понимаю, что опять «придан» Болотову? — спросил он полковника.
— Точно. От него получишь подробную инструкцию. У тебя задача большая… Молчу, молчу, — сказал полковник, заметив его нетерпеливый жест. — Ну, желаю.