По-видимому, можно говорить об усилении в восточноримском городе. IV в. известного расслоения среди рабов. Если часть рабов мелких, средних и крупных рабовладельцев находилась в тяжелом положении и постепенно сближалась с городской беднотой, то часть рабов крупных собственников, их увеличивающаяся челядь, вероятно, все более превращалась в привилегированную деклассировавшуюся рабскую верхушку, фактическое положение и реальное значение которой в жизни города ставило ее над основной массой его свободного населения.
Как видно из произведений Либания и Иоанна Златоуста, рабы не играли в IV в. сколько-нибудь большой роли в социальной жизни города как самостоятельная политическая сила. Мы не знаем о сколько-нибудь значительных самостоятельных выступлениях рабов. Но острое недовольство большей их части несомненно. Мелкие и средние рабовладельцы, положение которых в IV в. заметно ухудшилось, видимо, значительно усилили эксплуатацию своих рабов. Крупные же, обладая достаточным могуществом, могли все менее считаться с их недовольством. Поэтому, хотя численность рабов сократилась, "злоба рабов", по словам Златоуста, росла (MPG, 47, 586; 58, 571).28 В то же время сокращение числа рабов у мелких и средних собственников, их территориальная разобщенность все более затрудняли для них возможность какого-либо объединения, совместных выступлений.29 В домах же крупных рабовладельцев разделение рабов по рангам, все более совершенствуемый контроль со стороны привилегированных доверенных рабов, с одной стороны, обеспечивали изоляцию рабов крупного собственника от рабов других городских рабовладельцев, а с другой - затрудняли возможность их коллективного выступления против своего господина.
Правда, в IV в. несколько возросла в социальной жизни города роль привилегированной рабской верхушки крупных собственников, их доверенных, управляющих, казначеев и т. д. Но они никогда не выступают как самостоятельная сила, а лишь как орудие своих господ, как инструмент их воздействия на социальную и политическую жизнь города. Устраивавшиеся через таких рабов в V-VI вв. представителями константинопольской знати заговоры - яркое тому доказательство.
С упадком рабства все возрастающую часть населения восточноримских городов, особенно в сохранивших свое торгово-ремесленное значение центрах, составляло ordo plebeius. Поэтому вопрос о его социальном составе, удельном весе различных его прослоек, их реальном положении в обществе приобретает особенно большое значение для изучения социальных отношений в ранневизантийском городе IV-VII вв.
Мы показали в предыдущей главе, что как и среди земельных собственников, среди городского ordo plebeius в IV в. происходила активная имущественная и социальная дифференциация. За счет составлявшей некогда стабильную основу сословия прослойки плебеев среднего достатка в IV в., с одной стороны, все более укрепляется небольшая богатая верхушка, с другой - увеличивается масса мелких ремесленников и торговцев, наемных работников, живших трудом собственных рук, неимущей бедноты. Политика правительства лишь юридически закрепляла складывающееся положение, предоставляя целый ряд привилегий представителям верхушки ordo plebeius - богатым купцам, ростовщикам и судовладельцам.30
В работах советских исследователей в последние годы все чаще ставится вопрос об отношении основной массы ordo plebeius, различных его прослоек к рабовладельческому строю. Естественно, что от определения их положения и соотношения зависит и общая оценка роли плебейских масс города в его социальной жизни. Основным для определения отношения к рабовладельческому строю массы торгово-ремесленного населения является вопрос о том, были ли они рабовладельцами. Отношение к рабовладельческому строю мелкого рабовладельца и мелкого ремесленника или торговца, не имевшего раба, но являвшегося собственником своих орудий труда, безусловно было различным. Для первого рабовладельческий строй представлялся наилучшим уже потому, что он обеспечивал его господство над рабом и эксплуатацию этого раба.
М. Я. Сюзюмов в своей оценке положения основной массы торгово-ремесленного населения исходит из того, что большинство восточноримских ремесленников IV в. было рабовладельцами.31 Однако, как показывает материал предыдущей главы нашего исследования, прослойка рабовладельцев среди мелкого торгово-ремесленного населения была очень невелика и основную и все возраставшую часть ordo plebeius в IV в. составляли мелкие ремесленники, собственники своих орудий труда, мелкие торговцы, не имевшие рабов и существовавшие собственным трудом. М. Я. Сюзюмов, оценивая их отношение к рабовладельческому строю, исходит из того, что они как мелкие собственники средств производства, заинтересованные в защите своей собственности, уже в силу этого были заинтересованы в сохранении рабовладельческого строя.32 Нам представляется, что вопрос об отношении мелкого ремесленника и торговца к рабовладельческому строю определялся не столько тем, что он был мелким собственником, сколько тем, насколько этот строй обеспечивал ему сохранение его собственности, поддержание его существования как мелкого свободного труженика.
Для мелкого собственника нерабовладельца вопрос о его отношении к рабовладельческому строю уже не определялся рабовладельческой спецификой этого строя. Для него было совершенно неважно, рабовладельческий ли он или феодальный, поскольку он не являлся рабовладельцем. В этом отношении мелкий свободный труженик рабовладельческого общества был той фигурой в рабовладельческом городе, которая составляла готовый материал для феодального города. Как отмечал К. Маркс, свободный крестьянин и мелкий ремесленник частично составляют базис феодального общества.33 Поэтому вопрос о том, в какой мере, в условиях кризиса рабовладельческого общества, они могли сохранять свое положение мелких свободных собственников, поддерживать приличное своему положению существование является определяющим для выяснения их отношения к рабовладельческому строю.
Либаний и Иоанн Златоуст рисуют в своих произведениях картину положения основной массы торгово-ремесленного населения. Как правило, вся их собственность состояла из орудий труда и скудного имущества: небольшого количества глиняной, редко стеклянной или медной посуды, котла для варки пищи, жалкой постели и бедной одежды, обычно единственной (Liban., XXV, 14; MPG, 47, 353; 60, 128). Обувь большинство из них носило только зимой, а их дети "бегают нагими" (Liban., XIV, 17). Обычно питание семьи мелкого ремесленника и торговца состояло из ячменного хлеба, дешевых овощей, главным образом бобов и чечевицы. Они не часто имели возможность покупать масло (Liban., XXXIII, 35), не говоря уже о рыбе и мясе, которые считались деликатесом (Liban., II, 34). Для семьи ремесленника "роскошь, не быть голодными" (Liban., LXII, 11). Большинство из них не имело "даже и собственного домишка" и проживало в наемных помещениях, тесных клетушках, снимаемых в доходных домах (Liban., XXXI, 9, 11; MPG, 47, 332). Жалкие собственные лачуги ремесленников и торговцев находились на окраинах города. И Либаний и Иоанн Златоуст включают в число ремесленников и торговцев, не имевших ни рабов, ни собственного дома (??????, ??????????, ???????? ?????), подавляющее большинство торгово-ремесленных профессий (Liban., XXV, 36; LVII, 11; LVIII, 4-5; II, 6; MPG, 48, 581; 62, 538; 61, 168-169; 54, 673; 61, 29; 57, 288).